Свободные отношения

Когда попадаю в палату к отцу и сажусь у его кровати, то в полной мере ощущаю себя плохой дочерью. Я должна была чаще приезжать и звонить. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз набирала номер папы и… не могу. Месяц назад? Два? Быть может, и три. В основном все новости я узнавала от мамы, а на отца попросту не оставалось времени. И мне очень-очень жаль.

Если бы я только спросила, как он себя чувствует, то при первых же признаках недомогания оправила его к врачу. Оказывается, отец жаловался маме на повышенное артериальное давление, но оттягивал обследование до лучших времён. Считал себя молодым и крепким, не верил в то, что в один день прихватит так сильно, что придётся ехать в больницу в автомобиле скорой помощи.

Ночевать я остаюсь в родительской квартире. До поздней ночи сижу на тесной кухне и выслушиваю маму. Успокаиваю как могу. За собственными задачами и целями, которые казались мне сверхважными, я упустила критические проблемы близких. Теперь же активно навёрстываю.

Сначала мама много плачет и никак не может успокоиться. Затем выпивает три чашки мятного чая и съедает порцию эклеров, после чего её отпускает. Мы переключаемся на новые и новые темы. Отвлекаемся от гнетущих мыслей.

— Помнишь, как мы с отцом застукали вас с Натаном на этой кухне? — спрашивает с лёгкой улыбкой мама.

— Эй, не начинай, — прошу её.

Тут же трясу головой, потому что, хоть я давно и не школьница, но до сих пор испытываю неловкость от той ситуации.

— Натан тогда поклялся, что обязательно женится и сделает тебя самой счастливой, — продолжает как ни в чём не бывало родительница. — Когда ты стала встречаться с ним, и я, и отец — мы не находили себе места. Думали, поматросит и бросит. Ну кто захочет жениться в столь юном возрасте? Но ведь не соврал, парень! И женился, и сделал счастливой! Сколько лет вместе, а у тебя до сих пор горят глазки.

Я мигом опускаю взгляд и комкаю в руке салфетку. Знала бы мама с помощью каких стимуляторов мы с Натаном подогреваем семейную жизнь. Она была бы в ужасе, я знаю!

— Тебе весело, а мне тогда было не до смеха, — отвечаю с каплей грусти и с головой окунаюсь в прошлое. — Вы с папой сказали, что будете на даче все выходные, а сами вернулись настолько неожиданно, что я даже одеться не успела. Думала, моё несчастное сердце лопнет от страха.

— Натан повёл себя достойно, — кивает мама. — Выпроводил тебя в спальню, вышел пообщаться с родителями. Смелый такой, дерзкий. Правда, тогда я хотела удушить его от злости!

Телефон, мирно лежащий на столе, коротко вибрирует, учащая биение пульса и прерывая душевный разговор.

Я заранее знаю, кто это. Чувствую, угадываю.

Ты невовремя. Я не хочу о тебе думать. Уйди.

Мобильный снова оживает и мне приходится взять его в руки, потому что мама странно косится и недоумевает, почему же я не слышу входящие уведомления?

Открыв сообщение, я старательно удерживаю эмоции, чтобы не выдать себя с потрохами. Это Паша. Конечно же, он. И мой сердечным ритм учащает удары. Сегодня мы со Скориковым планировали увидеться после недельной разлуки и приятно провести время.

Делаю медленный вдох, затем выдох. Я отчаянно пытаюсь убедить себя в том, что это несерьёзно, но с каждым разом получается всё хуже и хуже. На самом деле я тону в этих отношениях глубже, чем мне того хотелось бы, но признаваться себе в этом смерти подобно. Это означает предстать перед серьезным выбором и сложными решениями, к которым я вовсе не готова. Поэтому я продолжаю добровольно тонуть лишь изредка всплывая, чтобы глотнуть порцию кислорода и заново погрузиться.

— Кто там? — спрашивает мама, поймав мой задумчивый взгляд. — Если Натанчик — передавай привет.

— Нет, не он.

Квартира родителей — это не место для мыслей о любовнике. Здесь всё пропитано воспоминаниями и так или иначе связано с Натаном.

«Если бы я хотела встретиться, то написала бы», — быстро печатаю ответ Паше и тут же отправляю.

Внутренности сжимаются в тугой узел, когда я вижу, что сообщение доставлено и прочитано. Скориков почти мгновенно пропадает из сети.

Я отдаю себе полный отчёт, что с мазохистским удовольствием срываюсь на нём и прощупываю границы дозволенного, пользуясь тем, что Паша испытывает ко мне сильные чувства. Он не стесняется их демонстрировать. Молча, но при этом кричаще-громко.

Возможно, я подспудно жду, что однажды Скориков не выдержит первым, сорвётся и прервёт нашу связь. Потому что ему надоест быть на вторых ролях. Потому что это неправильно, больно и мучительно. Чем облегчит мне задачу.

Тем же вечером, лёжа на диване и рассматривая старые рамки с фотографиями, я проверяю переписку с Пашей и нервно кусаю губы. Неужели его задел мой ответ? Он никогда больше не напишет? Да ладно! Соскучится ведь. Через день, неделю или две.

Переворачиваюсь на другой бок и прячу телефон под подушку. Мне нравится с ним общаться, интересно менять отели и скрываться от посторонних глаз. В такие моменты гормоны удовольствия выделяются с явным излишком.