Свободные родители, свободные дети

– Вы дали сыну нечто большее, чем тарелка горячего супа, – заметил доктор Гинотт. – Вы научили его понимать ваши истинные чувства и дали ему возможность учитывать потребности другого человека.

Все женщины меня поддержали. Все, кроме Кэтрин. Она явно испытывала неловкость.

– Мне подобное не близко, – сказала она. – Я выросла в семье, где главным были потребности взрослых. В доме моих родителей морковь чистить не предлагали. Это было само собой разумеющимся. И никто из детей и подумать не мог о том, чтобы попросить чего-нибудь другого. Мы знали, что должны есть то, что нам дают. Подобная ситуация не показалась бы мне проблемной. Я бы спокойно сказала: «Сегодня супа не будет». И не считала бы себя обязанной объяснять причины.

Я слушала Кэтрин и думала: «Это для нее так просто! То, что мне дается с таким трудом, для нее совершенно естественно». Я чувствовала, что, сколько бы я ни старалась, это всегда будет для меня тяжело. Мне всегда придется бороться с чувством долга, которое будет заставлять меня забывать о собственных интересах.

Тут слово взяла Рослин.

– Ситуация с супом мне тоже не кажется проблемной. Мне несложно признать собственные чувства, когда я чувствую их справедливость. А в этой ситуации Джен явно была права. Она устала, и ей хотелось приготовить ужин побыстрее. У нее были все основания чувствовать нечто подобное.

– Рослин, – перебил ее доктор Гинотт, – человеку не нужны основания для того, чтобы чувствовать то, что он чувствует. Он чувствует – и этого достаточно.

Рослин продолжала, словно не слыша его слов.

– Например, как-то к вечеру я очень устала. В тот день я хорошо выспалась. У меня не было никаких оснований для усталости. Когда дети попросили пойти с ними после школы на каток, я собралась с силами и пошла.

– Рослин, родители не должны действовать по принуждению, – сказал доктор Гинотт. – Даже по собственному принуждению. Вы оказали бы детям и себе большую услугу словами: «Дети, мама устала. Я пойду и полежу полчаса, чтобы восстановить силы. Я знаю, что вы сможете найти занятие, пока я отдыхаю». А после этого вы могли уйти в свою комнату и повесить на ручку двери табличку: «Не беспокоить».

В комнате раздался общий вздох. Я тоже ощутила огромное облегчение. Если доктор Гинотт позволил Рослин испытывать ее чувства, то и я могу позволить себе собственные.

Несколько дней я постоянно следила за своими чувствами. Сначала некоторые из них были очень уклончивыми и неуловимыми. Мне было трудно в них разобраться. Но потом я понемногу научилась выделять самые острые и насущные.

В субботу, например, на меня набросились все сразу, и каждый хотел чего-то своего. Вместо того, чтобы автоматически пойти на поводу, я остановилась и спросила себя: «Что ты сейчас чувствуешь, Джанет? Никаких извинений и оправданий – говори откровенно!»

Ответы пришли не сразу:

«Я чувствую, что меня тянут в разные стороны – и мне это не нравится».

«Я чувствую, что не могу больше выносить этих «дай мне, возьми меня, пошли со мной».

«Я чувствую, что мне хочется заткнуть эти орущие рты!»

Детям я сказала:

– Я слышу, что каждому из вас нужно что-то свое. Но прямо сейчас у меня есть личные дела. Когда я вернусь, мы обсудим ваши пожелания.

Я надела пальто и вышла.

Я всего лишь обошла наш квартал, но мне намного полегчало. Я испытывала глубокое удовлетворение от того, что озадачила собственных детишек. Как здорово – хоть немного времени посвятить себе и дать волю своим худшим чувствам! А понимание того, что эти худшие чувства не постоянны, помогает осознать, что ты вовсе не плохой человек, даже если иногда поддаешься им. На этот раз я не стала их подавлять.

Я рассказала обо всем на следующем занятии.

Ли восприняла мое поведение скептически.

– Прекрасно, – хмыкнула она, – ты сумела разобраться со своими негативными чувствами. Но что толку выявлять их, если ты все равно не можешь ничего сделать с ними? Ну хорошо, я признаю, что порой сильно обижаюсь на детей. И что толку?»