Я рассказала группе о том, как поговорила с Энди, когда он снова стал просить меня войти в родительский комитет. Он просил меня об этом три года, и каждый год мои оправдания становились все более расплывчатыми. На этот раз у меня вообще не осталось оправданий. Я уже готова была согласиться, но тут ощутила, что все во мне сжалось.
Я сказала:
– Энди, мне нужно время подумать. Я дам тебе ответ после ужина.
Целый час я размышляла. Что я на самом деле думаю о том, чтобы войти в родительский комитет?
«Мне ненавистна сама мысль об этом».
«Мне неприятно отказывать сыну».
«Что же со мной происходит? Другие женщины соглашаются на это, не забивая себе голову».
«Но постоянные звонки, собирание денег, планирование вечеринок, принуждение людей заниматься тем, чем они не хотят…»
«Я АБСОЛЮТНО НЕ ХОЧУ ЭТОГО!»
Когда после ужина ко мне подошел Энди, я была готова дать ему ответ.
– Энди, я очень серьезно обдумала твою просьбу, потому что знаю, что это важно для тебя. Дорогой, я не могу на это согласиться. Работа в родительском комитете не для меня. Но я могу сделать другое. Я с удовольствием пойду с тобой на экскурсию. Если ты не возражаешь, я позвоню учительнице и попрошу ее записать меня на следующую экскурсию.
– Дети умело выводят нас из равновесия, – заметил доктор Гинотт. – Они задают любые вопросы и немедленно хотят получить на них ответы. «Мама, можно нам завести собаку?», «Папа, можно купить мне новый велосипед?» Но мы не компьютеры, которые выдают ответ мгновенно. Нам нужно время на то, чтобы разобраться с собственными чувствами. И после этого мы часто обнаруживаем, что ответ проще, чем нам казалось. После раздумий открываются новые возможности.
Обратите внимание на то, что происходит, когда мы принимаем обдуманные решения. Наши реакции становятся совершенно иными. Вместо сердитого «да» мы говорим «да» спокойно и взвешенно. Даже наше «нет» звучит просто, с уважением к чувствам ребенка.
В вашей истории, Джен, мне кое-что не понравилось. Вы спрашивали себя: «Что со мной происходит? Почему я не могу быть такой, как все остальные матери?» Подобные вопросы лишь сбивают с толку. Они основываются на предположении о том, что мы
И все мы чувствуем по-разному. Все мы по-разному относимся к разным проблемам – к вхождению в родительский комитет и ко всему остальному. Одной матери нравится вместе с детьми возиться на кухне. Другая терпеть не может, когда они путаются под ногами. Одной нравится, когда малыши читают вслух, другая вздрагивает от одной лишь этой мысли. У каждого из нас есть свои сильные и слабые стороны. Умение осознавать свои человеческие границы – это часть взросления.
В комнате царила такая тишина, что слышно было, как пролетает муха. Каждая из нас задумалась о своих «границах». Неужели их можно осознать и принять? Удастся ли это?
Молчание нарушила Ивлин.
– Я расскажу вам о том, что мучает меня. Дети часто говорят, что я не люблю играть. И знаете что? Это действительно так. Когда кто-то из них подходит ко мне с игрой или колодой карт, я начинаю скрипеть зубами. Я терпеть не могу играть в игры.
– Но ты же все равно играешь? – спросила Рослин.
– Ну… да, – кивнула Ивлин. – Когда у меня есть время. Я хочу сказать… Разве ребенок не может рассчитывать на то, что мать будет играть с ним?
– Ивлин, – сказал доктор Гинотт, – где написано, что мать должна играть в карты со своим ребенком? Скажите мне, вы прочли все книги, которые хотели прочесть? Услышали всю музыку, которую хотели услышать?
Ивлин в буквальном смысле слова разинула рот.
– Вы хотите сказать, что я все эти годы играла в дурацкие игры – а этого можно было и не делать?!