Свободный

А я бегу. Просто бегу с Ари по тропинке, подгоняя его и сотрясаясь от страха. Я не могу вынести подобной злости, обращённой на себя. Картинки прошлого моментально парализуют моё сознание, заставляя бежать, пытаясь скрыться, и найти помощь. Мне плохо. Морально плохо, когда я останавливаюсь уже довольно далеко от тропинки и быстрым шагом иду к площадке с собаками. Там люди. Их немного, но они есть. И если что, то помогут мне. Какая глупость, да?

Я не знаю, что мне делать дальше. Идти домой страшно. Двинуться, сохраняя спокойствие, тоже страшно. А люди… им плевать, что меня чуть не убили на тропинке. Дуглас бы ударил меня. Я видел это желание в его глазах. Я узнал его сразу же.

– Иди, – снимаю с Ари намордник и поводок, хлопая его по холке.

Собака с радостью несётся к другим, громко лая. Опускаюсь на лавочку и сжимаю голову руками. Боже мой, вот ведь заказ попался. Говорили мне, что знакомство с родителями в роли подставного парня может выйти плохо. И вот. Сам же знал, что не стоит этого делать. Знал, но деньги были важнее, а теперь… Мне нужно предупредить Эдди о том, что теперь его компанию могут просто уничтожить из-за меня. А ещё Бёрдс… Господи, почему же столько ненависти вокруг ко мне? Что я сделал?

Моя жизнь катится к чертям. Ещё год назад я был счастлив, что в той жалкой юридической конторе мне встретился Эдди. Я был рад познакомиться с Бёрдсом и другими ребятами. Всё было хорошо, а вот начиная с Рождества всё изменилось к худшему. Эта полоса тянется до сих пор, и я искренне не понимаю, за что вселенная меня наказывает. Я добрый, слишком добрый и всепрощающий к людям. И даю им шанс за шансом, даже если больно. Я не умею иначе. Я вот такой жалкий и слабый сейчас, а когда-то от одной моей улыбки наступала тишина, и моя внешность была эксклюзивной. Её боготворили целых шесть месяцев, пока я вновь не встретился с истинным отношением к себе.

Мне обидно. Правда, так обидно, что из-за меня мои друзья могут попасть в неприятности. Особенно, Эдди. Чёрт. Я не справляюсь с эмоциональным давлением и, видимо, рано отказался от психотерапевта. Но денег жаль.

Глаза горят от той чёртовой чувствительности, которая была дана мне при рождении. Довести меня до слёз довольно сложно, даже с моим характером. Я научился скрывать свои эмоции от чужих людей и играть ту роль, которую они хотят видеть. Но сейчас… я слишком слаб морально, чтобы бороться. От паники, моральной подавленности и абсолютно беспросветного будущего, стараюсь сдерживаться до последнего. Тру глаза. Нажимаю на них пальцами. Дышу глубже. Немного помогает, но не настолько, чтобы быстро прийти в себя. Я боюсь вернуться в квартиру, потому что теперь там могут меня ждать. Боюсь завтра выйти на улицу, ведь раз Дуглас уже следит за мной, то не упокоится. Я знаю таких мужчин, как он. Они жестоки. Слишком жестоки к другим, а ещё сильнее к себе. Они слепы, одержимы своей идеей, которой поклоняются и ни за что не отступят, а будут бить до последнего, даже лежачего. Они считают себя идеальными, но вот это обман. Этот человек меня очень пугает. Вот это я влип.

Поднимаю голову и, хлюпая носом, быстро вытираю чёртовы унизительные слёзы в глазах. Я размяк, оказывается, слишком сильно. Я не вылечился. И до сих пор болен. Я…

– Если ты, действительно, планируешь быть хорошим юристом по административным делам, то тебе вряд ли поможет истерика в зале суда. – Дёргаюсь от тяжёлого голоса, раздавшегося слева, и чуть не сваливаюсь со скамейки.

С распахнутыми глазами смотрю на пресловутого Дугласа, спокойно сидящего рядом, и страх вновь парализует меня.

– Хотя… если учесть, что ты врёшь обо всём, то и это тоже наигранно. Ничего удивительного, – хладнокровно продолжает он.

– Какого… оставь меня в покое. Это уже преследование, и за него…

– Ах да, я прекрасно знаю все законы, и там чётко сказано, что за мошенничество и вымогательство денег грозит от трёх лет и до пожизненного заключения. А для тебя, конечно же, депортация с изъятием всех денег, как и суд по месту рождения и проживания в Колумбии. Да, там законы довольно жестоки. Тюрьма. И тебе не нужно знать, что там делают с такими слащавыми мальчиками, как ты.

Дуглас едко ухмыляется, наслаждаясь моим страхом. Это безумно злит меня, и одновременно уничтожает изнутри. Но я должен бороться дальше. Должен как-то избавиться от этого человека и продолжить работать. Обратно не вернусь. Никогда не вернусь. Лучше смерть.

За ту недолгую паузу, пока Дуглас пристально отслеживает все мои эмоции, я понимаю, что моё подавленное состояние резко приходит в норму, а адреналин подскакивает ещё выше.

– Хорошо. Я всё понял и уже сказал, что тебе не о чем переживать. Я не имею никаких серьёзных отношений со Стеф и не собираюсь на ней жениться. Тебя это устроит, чтобы ты оставил меня в покое, язвительная задница? – прищуриваясь, говорю всё уверенней, и меня это радует. А особенно радует то, что Дуглас удивляется моему напору. Чёрт возьми, всё же он шикарный мужчина. Шикарный в своём холоде и жестокости. Я мазохист.