Свободный полет. Беседы и эссе

Данила Козловский «Хочу, чтобы моя дорога петляла и не превращалась в колею»

В 2006 году я захотел пригласить в программу «Кто там…» начинающего актера Данилу КОЗЛОВСКОГО. Только что на экраны вышел фильм Алексея Германа-младшего «Гарпастум», где он замечательно сыграл главную роль. Координаты Данилы я взял у его однокурсницы Лизы Боярской. «Позвать Данилу в „Кто там…“ — отличная идея!» — сразу сказала мне Лиза. Был еще один повод для встречи. Малый драматический театр привез на гастроли в Москву новый спектакль «Король Лир», где Козловский играет Эдгара.

Записать интервью мы договорились после спектакля, поскольку на следующий день Козловский возвращался в Питер. Правда, возникла непредвиденная задержка: автобус, в котором актеров везли из гостиницы на сценическую площадку, попал в колоссальную пробку, и спектакль начался только в десять часов вечера. Но наш разговор всё равно состоялся, — хотя и глубоко за полночь. У Козловского — ни тени усталости, а его энергии можно было только позавидовать! И еще, конечно, была эйфория от первых успехов. Недавно с «Гарпастумом» он побывал на Венецианском кинофестивале, да и в театре всё складывалось наилучшим образом. Козловский — победитель по своей сути, и это чувствовалось уже в то время.

И вот наша новая встреча — спустя двенадцать лет.

— «Гарпастум», Даня, и сегодня один из моих любимых фильмов.

— Знаешь, Вадим, после «Гарпастума» я сознательно взял паузу, не снимался в кино. Может, это был какой-то мой снобизм: все-таки «Гарпастум» — большое кино, Венецианский фестиваль… Помню, когда уезжали из Венеции, я плакал, потому что понимал, что больше не попаду ни в Италию, ни на Венецианский фестиваль…

В основном, правда, мне предлагали сериалы. Причем тогда только появлялись мыльные оперы — серий по 150. Соблазн, конечно, был, но я находил в себе силы отказываться.

— А как же «Улицы разбитых фонарей», где ты все-таки засветился?

— Это было еще до «Гарпастума». Я даже успел вызвать всеобщую ненависть фанатов этого сериала, потому что моему персонажу поручили убить Дукалиса и Ларина. Мне тогда было лет 18, и это один из таких неприятных эпизодов в моей жизни. Не из-за сериала, — он в свое время прогремел. Но мне пришлось обмануть своих педагогов, потому что несколько съемочных смен накладывалось на занятия в театральной академии. В результате меня отстранили от занятий. Причем отстранили, не ругая, а в очень спокойной форме, что гораздо страшнее: педагоги разочаровались во мне как в человеке. А наш мастер Лев Абрамович Додин со мной просто не разговаривал. На этом фоне, довольно нервном, я сломал ногу в двух местах. Я даже помню: это был перелом большой и малой берцовой кости.

— Ужас какой! На каком ты был курсе?

— На втором. А потом был показ этюдов по Гроссману, «Жизнь и судьба». И из 25 этюдов 23 были мои. Я играл на костылях, — играл всё, что только можно было! Помню, после обсуждения отрывков Лев Абрамович подозвал меня и говорит: «Ширинку застегни». И я понял: он меня простил.

— Ты пришел в эту профессию, чтобы стать лидером? Была такая внутренняя установка?

— Нет-нет. Перед поступлением мама вела со мной очень честный диалог.

— Она же сама в прошлом актриса.

— Да, закончила Щукинское училище, работала в Вахтанговском театре. Она мне говорила: «Дань, ты должен понять, что ты идешь в самую неблагодарную, в самую конкурирующую профессию, и 90 процентов, что у тебя ничего не получится. Но я верю в тебя, верю в твой талант».

— При этом именно мама подвела тебя к выбору актерской профессии, так?

— Мама, конечно, чувствовала во мне стремление попасть в этот мир. Ведь я, пусть на суперлюбительском уровне, любил выступать — и когда учился в кадетском корпусе, и в пионерских лагерях, всюду участвовал в художественной самодеятельности. А когда в 9-м классе передо мной встал выбор, куда идти дальше, я вдруг понял, что не пойду в военное училище, не хочу.

— А, кстати, почему? Я помню, на нашей первой встрече ты взахлеб рассказывал мне, как тебе нравилось быть командиром отделения в кадетском училище, как тебе нравились уроки этикета и так далее, — ты с гордостью показывал мне фотографии в кадетской форме.