Свободный полет одинокой блондинки

Бочкарев стоял у подоконника, у электроплитки — без пиджака, в тельняшке-безрукавке, в его левой руке был шприц. Иглу этого шприца он вогнал себе в правую руку чуть повыше локтевого сгиба, и кровь текла по руке и капала с его локтя на пол.

— Вены уже стеклянные, не могу попасть… — сказал он. — Держи… — И протянул ей шприц с мутным беловатым раствором.

Алена посмотрела на шприц… на отца…

— Быстрей! — приказал он. — Ну!

Алена взяла шприц.

— В вену нужно попасть! — заторопил он. — Давай! Не бойся!

Алена поднесла шприц к окровавленному локтю отца и увидела, что вся зона вокруг локтевого сгиба исколота черными точками.

— Ну, давай, родная! Коли! — взмолился он.

Алена ввела иглу.

Бочкарев поморщился от боли, сжал челюсти.

— Ничего… не то терпели… в вену!.. в вену!!!

Алена нащупала иглой отцовскую вену, проколола ее и стала медленно вводить содержимое шприца.

В колбочке шприца, завихряясь, появилась встречная струйка отцовской крови.

Бочкарев закрыл глаза и по мере получения наркотика стал выпрямляться и разводить плечи, на его лице появилась умиротворенная улыбка…

Алена извлекла иглу и бросила шприц в алюминиевую кружку, стоящую на плите рядом с горящей конфоркой.

Бочкарев еще несколько секунд постоял с закрытыми глазами, потом открыл их и, помолодев лет на десять, взял с табуретки пиджак, надел его поверх тельняшки. Глядя орлом, улыбнулся Алене.

— Вот и все. Но я никуда не пойду. Зачем мне какой-то дом в деревне? Нет, это глупость!

— Извини, отец, ты обещал, это раз. А во-вторых, ты уже не молодой человек. На старости лет у человека должен быть свой дом, земля, сад. Неужели ты никогда не мечтал об этом?

Бочкарев усмехнулся:

— Почему? В карцере мечтал. И вообще, в лагере все об этом мечтают. Но это так, сказки.

— Нет, это не сказки! — снова ожесточилась Алена. — Я хочу, чтобы ты вернулся в деревню — да, не смотри на меня так! Ты там вылечишься, станешь другим человеком. И это будет справедливо, по-честному. Ты же был честный, за справедливость, да? Но ты боролся за справедливость для других, а я хочу — для тебя. Я хочу, чтобы бабкин дом стал твоим, чтобы ты там жил, копал на свежем воздухе огород, пчел разводил. Нет, в натуре! И я этого добьюсь, запомни: я — Бочкарева!

— Спасибо, дочка, — польщенно улыбнулся он. — Ладно, если ты Бочкарева — пошли к нотариусу.

Алена в сомнении посмотрела на его вылинявшую тельняшку и стоптанные сандалии на его босых ногах.

— Но ты хоть оденься…

— Перестань! — небрежно отмахнулся Бочкарев. — Не делай из одежды культа! Будь выше! Ты же сама сказала, что ты Бочкарева! Идем.

И в нотариальной конторе твердой рукой поставил четкую, аккуратную подпись на доверенности. А когда они вышли из конторы на улицу, снова оглядел Алену с головы до ног и улыбнулся:

— Нет, ей-богу, я не зря прожил жизнь! Такую красотку подарил миру!

— Папа, один вопрос — можно?

— Хоть сто, дочка!

— Ты к нам не вернулся… из-за этого?

— Конечно. А ты бы хотела отца-наркомана?.. Да не смотри ты на меня так, теперь со мной все в порядке! — Он усмехнулся: — Я же буду пчел разводить! Иди и — ни пуха! Только не ссорься со Стасиком, ладно?

И легкой походкой пошел от нее по тротуару. Высокий, стройный… Потом повернулся и махнул рукой:

— Иди! Иди!

Но Алена все стояла, смотрела ему вслед и… плакала без слез.

122

В областном суде тот же длинноволосый Паганини, секретарь суда, по-прежнему положив на стол свои длинные ноги и грызя зубами очередной карандаш, листал Аленины документы и разглядывал на просвет отцовское свидетельство о рождении и доверенность на ведение всех дел, которую Бочкарев дал своей дочери.

— К сожалению, не вижу тут свидетельства о рождении вашей бабушки…

— Она умерла, — сказала Алена.

— Правильно. Это я и сам вижу по свидетельству о смерти. Но где свидетельство, что она была рождена? Понимаете, вы же хотите судебным порядком выселить оттуда своего брата…

— Я хочу поселить там отца, он прямой наследник. А у брата есть еще два дома.

— Из чего это следует? У вас есть документы на этот счет?

— Конечно, нет. Они записаны на его любовниц. Но это все знают.

— Значит, у вашего брата своей жилплощади нет? Правильно? А у вашего отца квартира в Москве…

— Комната, — уточнила Алена.

— Жилплощадь, — поправил Паганини. — И значит, что получается? Отец переедет сюда, чтобы выселить из дома родного сына, который тут родился и вырос? И вы хотите использовать суд как инструмент для исполнения этого замысла. Так?

Алена уже все поняла, спросила в упор:

— Ты сколько получил?

— В каком смысле? — удивился Паганини.

— В прямом. Сколько он тебе дал, чтобы ты замурыжил это дело? Или ты тоже в бригаде Серого?

Паганини даже встал от благородного возмущения.

— Вон отсюда!

Алена, усмехнувшись, тоже встала и, взяв со стола свои документы, направилась к двери.

— Ты у меня, сука, ответишь! — сказал он ей в спину.

Она повернулась:

— Это ты у меня, сука, ответишь.