Свободный вечер в Риме

«Вы, это вы, я шел за вами, хоть вы передвигаетесь очень быстро. Знаете что, я передумал, да, да, да, – голос его набирал твердость. – Верните мне то, что я подписал, я отказываюсь он нашего договора». Грушевидный человек еле заметно улыбнулся и вернулся на стул, приготовившись смотреть. Вертлявый человечек извинительно улыбнулся и произнес:

«К сожалению это никак не возможно. Договор невозможно расторгнуть, это ясно указано в приложении – пункт 18/Б».

«Но я передумал. Имею я право пе-ре-ду-мать?? В конце концов, я ваш клиент, пойдите на встречу. Я все верну, прямо сейчас, забирайте, мне не нужно. Поймите, у меня жена, у меня маленький сын, я не могу так рисковать, ведь это может их коснуться…»

«Забота о ближних, айййй, как интересно» – восторженно произнес грушевидный человек и, заелозив на стуле, уселся поудобнее, растянув губы в улыбке.

«Ну что вы, что вы, договор касается вас и только вас и никаких, слышите, никаких родственных связей затрагивать не будет, даже и не волнуйтесь». Вертлявый человечек подошел близко, не сводя глаз с перепуганных зрачков посетителя. «Все будет хорошо, все будет хорошо, вы спокойны и довольны, довольны и спокойны», – монотонно повторял он.

Визитер опал, глаза его потускнели, но неожиданно последним усилием воли взвился:

«Я требую! Я буду подавать в суд! Я задействую своих знакомых, дело будет громким, вы потеряете множество клиентов!»

Тут грушевидный человек снова встал со стула и вошел в освещенный круг. Свет резко выделил огромные черные мешки под его глазами неестественного оранжевого цвета. Посетитель в ужасе отшатнулся.

«Вы же понимаете, что вам никто не поверит, – его голос звучал мягко и женственно. – А если вы будете настаивать на своей версии, то вам назначат экспертизу. Вас признают душевнобольным, запрут в психиатрическую клинику».

«Но я передумал… Ну… Ну помогите мне, верните, что взяли, ну, я умоляю вас» – и проситель опустился на колени.

Грушевидный человек отошел в темноту, качая головой и брезгливо дергая ртом. Вертлявый подскочил к нему, шепча: «Простите меня, ну простите, он осознал, он кается, страдает, таких мало, один на тысячу, что так быстро опомнился, дня ни прошло, большинство вообще забывают о договоре, кладут на дальнюю полку или в сейф, и все… Простите…Ох, простите ли вы меня за такую оплошность?».

Грушевидный человек молчал. Потом тихонько произнес:

«Да, ты ошибся. Я разочарован. Что ж, убирай теперь сам. Прощай».

Ранним утром, когда воздух сер и прозрачен, в помещении склада, давясь от смеха, вбежала обнимающаяся парочка. Двое молодых людей, разгоряченных алкоголем и другими стимуляторами, покинули клуб по соседству в поисках уединения.

«Смотри, смотри – портьеры. Как в театре! Что же здесь такое?»

«О милый, сейчас я покажу тебе настоящий театр» – один из пары начал медленно танцевать под несуществующую музыку, виляя бедрами и двигая плечами.

«Дай, дай я тебя потрогаю…» – второй протянул к нему руки, но тот игриво прыгнул в сторону, наткнулся на что-то лежащее в темноте и, ругнувшись, упал.

«Что это, что здесь?» – потирая ушибленный зад, вскочил первый. Второй достал телефон и посветил им вниз. На полу лежал мужчина, глядя вверх сухими мутными глазами, рядом валялся портфель. На груди мужчины лежал чистый лист белой бумаги.

Легко касаясь пальцами