Свободный вечер в Риме

– Аааа, дедушка твой саек захотел? – подошла близко старушка, заглядывая снизу вверх в Майины зрачки своими желтыми совиными глазами. – А сколько ему? Аааа. Все мы такие, я вот тоже ложилась пару раз помирать, и так саек хотелось, прямо хоть ложись и помирай. И что? Приходилось вставать и печь. Сайки – это ж и не хлеб никакой вовсе, да кто ж это сейчас понимает…

– Ой, ой, бабушка, а как же их печь?

– Ну а ты, милая, сама хоть раз что-нибудь пекла?

Через полчаса Майя, не понимая толком как, оказалась на Васильевском острове, в мутной крохотной кухоньке, забитой какими-то тряпками, склянками, бутылочками и насквозь пропитанной характерным запахом валерьянки, сушеных трав и жирной многолетней пыли. Старушка не без усилий залезла почти целиком в духовку, загремела противнями и забормотала. Майя прислушалась: «Тяги нет, опять тяги нет, ну никакой тяги, что ж такое, тягу давай мне…Есть, есть тяга! Есть тяга», – и вылезла, довольная.

– Духовку надо хорошенько разогреть. А теперь бери противень и мажь.

В руках Майи оказалась скользкая бутыль масла, заткнутая салфеткой. Оторопевшая девушка послушно стала возить салфеткой по и так, впрочем, жирному противню.

– А теперь сама, – скомандовала старушка, вытаскивая из-под раковины эмалированную миску. Бери муки, но вот эту, второго сорта! Это мука живая. Сыпь, сыпь, еще… Хватит! Воды долей, водички из кувшина, дрожжей чуток сыпани, маслица натри, солью посоли, сахаром подсласти. А теперь вот это добавь, из пузырька… И изюма горсточку. И мешай. Мешай, мешай, пока липнуть не перестанет. Подожди, теперь пусть продышится… А сейчас в ладошку бери, ну, и обваливай в муке опять. Да что ж ты криво так, выравнивай давай… И сверху по каждой маслицем пройдись, пальчиком прямо. И теперь – раз, – старушка метнула противень в раскаленное нутро духовки. – Все, ждем. Чай пить будешь? Ну так сама давай, вот чайник, вот банка, а сахар в мешочке. Старушка залезла на табурет, свесила ноги и, положив руки на колени, замерла, уставившись в какую-то точку на стене. Оторопевшая Майя отряхнула руки, присела на стул напротив и спросила:

– Рецепт-то совсем простой, почему же хлеб не такой теперь?

– Шшшш! Молчи, глупая, потому и не такой, что когда хлеб печется, надо молчать, да о добром думать. Или молиться, коль умеешь. Кому? Хлебному Богу. Наши-то люди это знали, еще из деревень шло, а теперешние – совсем никудышные пекари. А еще хуже – машины стали вместо людей тесто готовить. Вот хлеб пустой и выходит. Так что тихо, кому говорю.

Чуть запах печеного хлеба пополз из духовки, бабка засуетилась:

– Давай, тащи, девонька, твой же хлеб, тебе и принимать.

Майя открыла духовку, чуть не отпрянув от жара, и рукавичкой выдернула противень на плиту. На нем плотно лежали округлые, как морская галька, румяные пухлые булочки, еле заметно вздрагивающие, будто вздыхающие.

– Бабушка, как мне вас благодарить?

– Чего? А вот за руку меня попридержи, пока я с табурета слезу.

Майя помогла ей встать, ощутив прикосновение жестких пальцев. Старушка завернула булочки в толстое полотенце и в газету.

– Иди, иди с Богом. Выручай деда.

Майя вышла на мороз, прижимая кулек к груди и ощущая легкое головокружение.

Поймав скорее такси, Майя поехала домой, на Казанскую.

– Дед, дед, смотри, что я тебе принесла!

В квартире было необыкновенно тихо. Вышла из кухни мать.

– Я опять Людмилу вызвала…

– Что, что с ним?

– Я не заходила, но, кажется, все, слишком тихо, не дышит…

Дрожа всем телом, Майя толкнула плечом дверь. Дед лежал на спине, держа руки на пододеяльнике по швам. Рот был приоткрыт. В груди похолодело. Де-душ-ка… Брызнули слезы. Из теплого свертка совершенно неуместно и бесстыдно выходил жизнеутверждающий запах горячей выпечки. Вдруг дед шумно вздохнул.

– Это… Это чем так у нас пахнет?

– Это я тебе саечек испекла.

Майя положила горячий еще хлебец в холодную руку.

Дед откусил, потом еще раз. Приподнялся с усилием и сел на постели.

– Ой, внучка, мне бы чаю, сладкого, с лимончиком, а?

– Сейчас дед, сейчас…

В темной кухне сидела мать с круглыми, блестящими в темноте глазами.

– Ну что Май, Май, скажи, что там?

«Никогда, никогда, никогда, никогда… Никогда я не стану такой как она», – думала Майя, заваривая крепкий сладкий чай.

Отель «Континент»

События реальны, имена и названия изменены.