Свободу медведям

«Я просил только побрить, — произнес кто-то. — И это можно назвать стрижкой?» Каким-то чудом немыслимый вырез Нитцы, размноженный повсюду, отразился в блестящем куполе сушилки Галлен.

— Вы не хотите проколоть себе уши? — спросила меня Нитца. — Хотя я знаю, что мужчины предпочитают прокалывать только одно ухо.

— Только не в этой стране, мама, — вмешался Орестик.

И маленький Хюгель Фуртвенглер, с флагом содружества парикмахеров, заглянул через головы в париках в окно.

«Да он просто сумасшедший! Он заставил меня сделать это!» — произнес он.

«О, с меня хватит!» — подумал я. И все из-за того, что от сушильного фена воздух в зале стал душным.

Нитца Зиртес поправила платье на туго сдавленной груди и глубоко вздохнула, колыхнув умопомрачительными холмами.

— Вы давно живете в этой стране? — спросил я Орестика. — Или только после войны?

— И до и после, — ответил за него Нитца. — Его отец, Золтан, возил нас туда и обратно, в Венгрию — жуткое место.

— Мой отец ушел, — напомнил мне Орестик.

— Он был грубый и волосатый тип, — заявила Нитца.

— Мама, пожалуйста, — взмолился Орестик.

— Мне не надо было оставлять Грецию, — объявила Нитца, в девичестве Пападату.

— О да, мы жили там какое-то время, — сказал мне Орестик и, подняв сушилку Галлен, извлек ее голову из-под блестящего купола. Откинув голову девушки назад, он принялся энергично расчесывать ей волосы. Под странным углом я смотрел на откинутое кресло Галлен — мне был виден лишь кончик ее острого носа. Если не считать отражения ее увеличенных ушей на поверхности сушильного фена.

Они покраснели, когда она услышала, как я спросил Орестика:

— Вы жили здесь, когда один тип попытался выпустить на волю зверей из зоопарка?

— Ха! Его съели! — воскликнула Нитца.

— Да, съели, — кивнул я.

— Но нас здесь тогда не было, мама, — возразил Орестик.

— Разве? — удивилась она.

— Мы были в Венгрии, — напомнил Орестик.

— Но вы, разумеется, слышали об этом, — не отставал я.

— Мы были в Венгрии, — повторил Орестик, — когда здесь происходили все эти события.

— Какие еще события? — спросил я.

— Откуда мне знать? — пожал он плечами. — Мы были в Венгрии.

— Тогда мы, должно быть, прозябали, — вмешалась мамаша Нитца, — с этим грубым волосатым типом.

— Волосы уложены, — заявил Орестик.

Галлен нервным жестом потрогала свою макушку.

— Итак, мы должны вам двести пятьдесят, — объявила мамаша Нитца.

— Триста, — возразил я.

— Триста, — подтвердил Орестик. — Будь честной, мама.

— Размазня! — накинулась на него дама. Точно такой же размазня, как тот грубый и волосатый тип. Бедный оскорбленный Золтан Зиртес, должно быть, перевернулся в своей могиле — если она у него была и если он все еще лежал в ней; и если только те, кто лежат в могилах, могут переворачиваться.

«Все возможно!» — воскликнул Зигги из-под сверкающего сушильного фена или из ящика Кеффа, стоящего рядом с гоночным мотоциклом «Гран-при 1939».

Я глянул на свои часы. Время снова стало частью моей жизни. Пора завтракать. Понедельник, 12 июня 1967 года. Что как нельзя лучше соответствует нашей программе: если мы уедем прямо сейчас и припаркуем мотоцикл на Максингштрассе, потом зайдем в кафе с официантом с Балкан, то сразу после этого отправимся в зоопарк.

Мы наверняка найдем все точно таким, каким это было неделю назад — в тот самый понедельник, я уверен.

— Мне нравится твоя прическа, Галлен, — сказал я ей.

Она слегка стеснялась, хотя и пыталась казаться гордой собой. Ее волосы теперь пышно лежали на голове, словно золотисто-рыжая шапочка.

Я старался говорить как можно более беззаботно; она, не думая о произнесенных ею словах, бодро откликнулась:

— Каков теперь наш план?

Это заставило мой смущенный разум признаться самому себе, что никакого плана у меня не было.

Как радар животных уловил мое второе пришествие

Я проехал по Максингштрассе до того места, где мог припарковаться напротив Максинг-парка.

— Это зоопарк? — спросила Галлен.

— Нет, — сказал я. — Он на пару кварталов дальше, за площадью.

— Тогда зачем мы припарковались так далеко? — удивилась она.

— О, мы совершим приятную прогулку, — пообещал я ей.

И пока она поправляла свою новую прическу в боковом зеркальце, прижимая руки к ушам, чтобы они поменьше оттопыривались, я снял с мотоцикла наши пожитки вместе со спальными мешками и связал все в один узел веревкой, пристроив наши шлемы сверху. Затем я прокрался вдоль живой изгороди в глубь Максинг-парка и засунул все это как можно дальше от глаз.

— Зачем ты это сделал? — удивилась Галлен.

— Ты же не хочешь, чтобы нас ограбили, — сказал я.

— Но ведь мы же ненадолго, Графф, да?

— В наше время ты и глазом не успеешь моргнуть, как тебя уже могут обчистить, — сказал я, стараясь, чтобы она не заметила, как я засунул записную книжку себе под рубашку и пиджак.

Это не лишено здравого смысла. Если у тебя в распоряжении имеется руководство по выполнению задания, то, само собой разумеется, лучше держать его под рукой.

— О, здесь так чудесно, — восхитилась Галлен.

Мы прошли через Тирольский сад, и я сказал: