Сводная сестра бандита

Молодой, но уже грубый и бородатый. Глаза чёрные, загорелая кожа, широкие плечи… Сглатываю. Иван, конечно, тоже не мальчик, но его сила меня завораживает, а сила Руслана пробуждает желание стать жидкой и стечь в ближайшую дырку между деревянных половиц.

— Красивая сука, — заключает он, брезгливо меня рассматривая. — Ты хоть понимаешь, что то, что произошло, это из-за тебя?

Он подаётся вперёд и замирает, выжигая меня своим взглядом полным ненависти.

Я разжимаю слипшиеся губы.

— П… — запинаюсь, — при чем здесь я?

— При том! — Он рявкает, — Если бы ты не выпендривалась, отец бы не стал забирать у Грозного ресторан, не закусился бы из-за него с Мурзиковым и остался жив.

Я шокировано открываю-закрываю рот и мотаю головой.

— Нет… нет.

— А баба этого черта, — Руслан встаёт со стула и пересаживается ко мне на кровать. — Твоей же подружкой была… Вера.

Я, не контролируя эмоции, всхлипываю и закрываю глаза.

— Мы следили за тобой. Даже жаль, что придётся с тобой поступить плохо.

— Иван убьёт вас, — шепчу одними губами.

Руслан откидывает голову и начинает смеяться.

От этого мерзкого звука у меня даже проясняется в голове.

— Ну и где он! — Сын Алима резким движением перехватывает меня за шею. Зажимает какие-то точки так, что я начинаю задыхаться и, как рыбка, хватать ртом воздух. — Посмотри… — заставляет меня вертеть головой и осматривать комнату. — Его здесь нет… А, может, поищем где-нибудь здесь?

Одной рукой он продолжает удерживать меня за шею и вжимать затылком в стену, заставляя впиться в его запястье ногтями в попытке разжать пальцы, а второй рукой он начинает расстегивать пуговицу и ширинку моих джинс.

— Нет… — сиплю. — Нет… — верчу бёдрами, практически теряя сознание то ли от ужаса, то ли от недостатка кислорода.

Его пальцы ныряют под резинку моих трусиков, а я в полной панике чувствую, что начинаю отключаться.

«Если я отключусь,» — мозг пульсирует последними мыслями. — «Он сможет сделать с моим телом, что захочет. Но мне уже будет все равно… Я встречусь с мамой. И с Верой… И попрошу у неё прощения…»

— Эй! — Щеку обжигает тяжелая пощечина, а затылок бьется об стену, отрезвляя болью. — Ещё не время дохнуть. Иван говорил, что ты беременна. По моим понятиям трахать тебя нельзя. Но здесь есть не такие принципиальные, как я… И им ты понравишься!

— Иван вас все равно убьёт, — ловя состояние тихой истерики, я оскаливаюсь ему прямо в лицо и чувствую, как разбитые губы пульсируют и сочатся кровью.

Это все какой-то бред…

Как Артём мог меня вывести к этим людям? Почему не едет Иван? Зачем кого-то убивать ради четырёх бетонных стен в центре города? И почему из-за них у меня больше нету Веры?

Мне очень хочется порыдать, но так пульсируют виски, что я сдерживаю себя, иначе — станет только хуже.

Руслан настороженно ведёт головой в сторону окна, явно напрягая слух.

Делает резкий рывок от меня в сторону, пригинается ниже уровня подоконника и тенью скользит вдоль стены.

Достаёт из-за пояса пистолет, снимает его с предохранителя и направляет на меня.

— Ну не совсем же дурак Грозный, — усмехается нервно. — Чтобы рисковать твоей шкурой.

Я слежу за его действиями, готовясь в любой момент получить пулю. Главное — чтобы сразу и не мучаться.

А ещё почему-то вспоминаю старого кота Федю, который жил с нами, когда я была маленькая. Единственное, что могло его заставить встать со своей лежанки — это стук сухого корма о миску или красный огонёк лазерной указки. Тогда эта штука была очень популярна среди учителей, и я воровала ее у мамы. Фёдор рассекал по квартире не хуже котёнка. Я тоже сначала вела ею по полу медленно, а потом могла резко скользнуть вверх по ковру…

Звон разбитого стёкла, тихий хлопок и грохот человеческого тела.

Я подскакиваю на кровати и только сейчас осознаю, что видела красный огонёк оптического прицела.

Пересиливая отвращение, смотрю на Руслана. Снайпер. Даже я, ничего не понимающая в оружии могу оценить филигранно точную дырку между бровей.

«И это тоже из-за меня…» — от этой мысли окатывает жаром и бросает в пот. — «А люди внизу? А на улице»

Тошнота подкатывает к горлу непроглатываемым комом, и меня выворачивает прямо возле кровати.

Я начинаю молиться. Своими словами. Взахлёб. Потому что не понимаю такого мира, где ради жизни одного нужно убить десятерых… Не знаю ситуаций, которые нельзя бы было решить обычным диалогом или на худой конец небольшим презентом. Зато теперь я хорошо понимаю, почему любить Грозным не положено.

Я сработала, как катализатор — привела в неконтролируемую скорость события, а сама просто наблюдаю со стороны за последствиями.

И как я должна жить с этим дальше? Как спать?

Но с другой стороны — как раз именно это я делать и обязана. За них всех.

Мысли утекают в какие-то болезненные диалоги с самой собой. Слёзы, прорываясь, текут по щекам. И последнее, что я вижу, до того момента, как снова отключаюсь, это распахнутая дверь комнаты и футболка Ивана, которую гладила ему сегодня утром.

— Оленька… — меня ловят самые надежные на свете руки.

Глава 40. Отпустить

Иван