Сводная сестра для мажора

Его зрачки расширяются, а моё сердце вдруг пускается в трусливый галоп.

— Миша… что ты… — разлепляю наконец свои онемевшие и пересохшие губы.

Чернов наклоняется ещё ближе к моим приоткрытым губам и… принюхивается!

Моё лицо искажается, а Чернов, наоборот, улыбается, глядя мне прямо в глаза. У меня от этой улыбки переворачивается и скручивается в узел всё нутро.

Придурок!

Разъярëнно дëргаюсь, жалко трепыхаюсь, пытаясь вырваться из его рук. Только Миша уже сам меня отпустил, киношно подняв ладони вверх, показывая, что он больше не намерен меня трогать.

Тру запястья, на которых остались полыхающие огнём красные кольца от его пальцев, и шиплю:

— Какого чёрта, Чернов?

Миша лишь улыбается. Победно и хищно. Смачивает свои губы быстрым движением языка и смотрит на меня, чуть опустив подбородок. Этот его взгляд… он меня убивает, разрывая на тысячи микро Кать.

— Сигареты и пиво? Или нет… сигареты и ром? — говорит Миша, привалившись плечом обратно к дверному косяку.

— Что?

— Что ты пила?

Я не пила ничего крепче минералки, которую при мне вскрыл бармен. Если бы у них не было запечатанных бутылок, не стала бы пить вовсе, даже если бы умирала от жажды. Клуб, в который меня привела Надя, хоть и был подвальным помещением, но тем не менее представлял собой довольно известное место в городе, а не какой-то там притон.

Только я совершенно не намерена рассказывать обо всём этом Чернову.

— Я должна тебе отчитываться? — вскидываю вверх брови, копируя его позу.

Руки на груди. Плечо к стене. Одна нога обвивает другую.

— Можешь отчитаться папаше. Он будет рад узнать, что его дочурка притащилась откуда-то в пять утра, пахнущая как дешёвая кальянная.

Я нервно моргаю, когда он упоминает моего отца. Мой папа… он сложный человек. Старой военной закалки и строгих взглядов на жизнь. И я наказана. Уже несколько месяцев подряд. Только недавно он, довольный моим поведением, сделал мне некоторые поблажки. Например, подарил новый телефон вместо конфискованного старого. Полностью новый. Без единого контакта.

— Ты не скажешь отцу, — медленно говорю я. — Иначе бы ты сейчас здесь передо мной не распинался.

— Мне нравится смотреть, как ты дëргаешься и бледнеешь от страха.

— Тебя я не боюсь.

— Это временно.

— Нет ничего более постоянного, чем временное.

— Первое правило помнишь? — резко произносит Чернов.

Разозлëнно киваю.

— Пока живи. И пошла отсюда.

Сжимая кулаки от досады, я слушаюсь. Не опуская глаз, прохожу мимо Чернова, сцепив зубы, но не могу удержаться от того, чтобы не продемонстрировать ему средний палец, помахав им прямо перед его носом.

Взбегаю по ступенькам к себе в спальню и слышу за спиной тихий смех.

Глава 2

Квартира, в которой я сейчас живу, двухуровневая. В жизни не видела таких хором. Несколько спален, две ванные, огромная кухня-гостиная, оснащённая по последнему слову техники, которой, кстати, никто до меня не пользовался. У Чернова даже холодильник не был подключен к сети. Понятия не имею, чем он питался раньше, до того момента, как мой заботливый отец не подселил меня к своему любимому пасынку.

Достаю из холодильника залитую с вечера овсянку в контейнере и запихиваю её в сумку.

Одно из правил Чернова в его чëртовом списке правил: не попадаться друг другу на глаза. С чем мы отлично справлялись до вчерашней стычки в прихожей. Мы живём с ним под одной крышей. Судя по тому, что продукты в холодильнике исчезают с регулярным постоянством, он ест мою еду. Но мы не пересекаемся. Совершенно.

Я ухожу в университет рано, пока Чернов шумит водой в своём душе, расположенном на первом этаже. Учимся мы на разных курсах, и наше расписание почти не совпадает, кроме одной-единственной пары по четвергам. Стараюсь приходить домой либо сразу после пар, когда знаю, что у сводного братца футбол, либо совсем вечером.

Я его совершенно не боюсь, мне просто так комфортно, словно живу одна. На второй этаж он не суëтся. Вход в мою спальню ему закрыт, как и мне в его. Это тоже одно из правил.

Да он чокнутый, вы не находите?

Натягиваю в прихожей сапоги и беру с вешалки пальто. Застыв с ним в руках, медленно поворачиваю голову в сторону спальни Чернова.

В моей голове происходит щелчок и загорается лампочка, озаряя мозг светлой мыслью.

Как он вчера мог пахнуть моим гелем для душа, если тот стоит в моей ванной? Которая примыкает к моей комнате.

Тело реагирует странно. На спине выступают мелкие капельки пота. Внутри закручивается спираль паники.

Как он узнал, что меня нет в квартире? Заходил ко мне в спальню?

По позвоночнику бежит холодок, и я сглатываю.

В комнате полно моих рисунков, лежат где попало. Я планировала несколько дней провести дома одна и не стала ничего убирать, перед тем как отправиться с Надей на концерт. Они и сейчас разбросаны по моему письменному столу. Я не стесняюсь своего таланта, просто не хочу дать ещё один повод для власти надо мной Чернову, ведь почти на всех рисунках последнее время фигурирует он. Я не знаю, как так выходит, но, когда беру карандаш и пытаюсь сделать небольшой набросок, рука сама выводит его черты.

— Ты ещё здесь, Белова?