Сводные

Продолжая целовать, любить всю. Не оставляя ни единый сантиметр моего тела без внимания. Я принадлежу ему вся, и в момент высшего наслаждения растворяюсь в нем без остатка.

Глава 13

— Хорошо, Дмитриева, — доносится из динамиков. — Еще раз!

Слышу ее легкие шаги по залу, и как она включает надоевшую мелодию с того же места, с которого начинала пять минут назад. Если бы Юля занималась под магнитофон, то лента давно бы стерлась до дыр от постоянной перемотки.

— Ее учителям хоть когда-нибудь бывает достаточно? — спрашиваю Платона, перехватив его взгляд.

Он тоже смотрит в сторону тренировочного зала, делая глоток обжигающе горячего черного кофе.

— Когда Юля была маленькая, я готов был дать ей целый мир… А оказалось, что ей ничего не нужно, кроме балета. В котором все к тому же целиком зависит только от нее самой.

Разве мой вопрос прозвучал настолько серьезно?

Понятия не имею, как поддержать такую тему. Я вообще не знаю, каково это, когда твой отец готов на все ради тебя. Поэтому произношу единственное, что приходит в голову:

— Юле повезло с отцом.

— Время покажет, — отзывается Платон. — Идем? Ты закончил?

Мы спускаемся на подвальный уровень жилого комплекса, где располагается бассейн и тренажерный зал. Но у дверей не протолкнуться от возмущенных жильцов, за стеклами темно, а сами выходные двери — заперты.

— Опечатано! — вопит женщина и колотит кулаками по двери. — Да что это такое! Это же наше здоровье! Откройте!

— Что случилось? — спрашивает Платон.

Мой взгляд скользит по приклеенной к обратной стороне двери бумаге. Выхватываю слова «нарушение условий карантина», «решением роспотребнадзора», «немедленно закрыть».

— Кто-то пожаловался, — весомо произносит бодрая бабушка с ковриком йоги под мышкой. — Точно вам говорю. Такое всегда происходит, если кто-то доносит. Иначе их бы не закрыли.

— Ну и что нам теперь делать? — вздыхает фигуристая блондинка в коротких шортах телесного цвета. — В парк идти заниматься по уши в сугробах?

Ткань такая тонкая, что я вижу куда больше интимных деталей ее тела, чем мне хотелось бы. И в парке в такой одежде она бы не продержалась и минуту. Кажется, шорты на ней называются велосипедки, однако велосипеда рядом нет.

С интересом слежу за реакцией Платона. Он тоже замечает блондинку и скользит по девице задумчивым взглядом — так в ресторане просматривают меню целиком, чтобы потом вчитаться в те позиции, что заинтересовали.

Но после Платон переводит взгляд на меня.

— Пошли, Костя. Бассейн отменяется.

Его голос твердый и холодный, как бетонный пол в сыром подвале. Это явно не похоже на возбуждение или интерес другой женщиной. К кому же мама ревнует, если сейчас он мог себя не сдерживать, но все равно ничего не сделал запретного?

Мысль о матери пронзает легкие тонкой иглой.

— Думаете, это она пожаловалась? — выдыхаю уже в лифте, который уносит нас обратно на двадцать первый этаж. — Ей ведь не нравилось, что бассейн работает…

На ум сразу приходит та стычка с моей мамой, произошедшая несколько дней назад. Ей не понравилось, что Платон пялится на соседок. И вот результат. Один звонок — и раздетые блондинки обезврежены.

Платон только передергивает плечами, глядя перед собой.

— Какая теперь разница.

У входа в квартиру мы натыкаемся на женщину в защитной маске с большим чемоданом и рюкзаком за спиной. Мама как раз открывает ей дверь, а при виде нас она выглядит искренне удивленной:

— Так быстро вернулись? Забыли что-то?

— Бассейн закрыт.

— Так ведь карантин, конечно! — бесцеремонно вставляет женщина в маске, заходя следом за нами в квартиру.

Хотя я, как и Платон, очень ждал первую реакцию моей матери.

 — Такое ощущение, что мы на войне! — продолжает незнакомка, сбрасывая с плеч шубу и шапку, а следом и маску. — Даже покраска волос теперь вне закона! А что делать женщинам с ногтями? Они ведь отрастают!

Мне эти вопросы не понять, если мои волосы и ногти отрастают, я их просто стригу.

Глаза Платона снова становятся ядовито-зелеными, когда он переводит взгляд с незатыкающейся бесцеремонной мастерицы на мою маму. Та показывает на кухню и велит парикмахерше распаковываться там, потому что там светлее.

— Ужасные условия! Невозможно ведь работать! — замечает парикмахерша, явно продолжая тему карантина, но Платон почему-то принимает это на счет своей кухни и квартиры, и даже меняется в лице.

— Оксана? — цедит он.

— Я думала, вы будете в это время в бассейне! — шепчет мама. — Платон, я не могу сама, мне надо покраситься! А ногти? Это же ужас!

— Ты пригласила человека, который в эпидемию шатается по всему городу! При этом ты же настояла на том, чтобы Мишель отсидел дома карантин, а потом и вовсе отказалась от его услуг!

— Все будет хорошо! Она же не болеет! И это временно, а Мишель приходил бы каждый день, колеся при этом через весь город!

— Откуда ты знаешь, что не болеет? Она показывала тебе справку? Пусть уходит!

— Никуда она не уйдет! Мы будем в масках, так тебе будет спокойнее?

— Там моя дочь! Ей нельзя болеть!

— А у меня здесь сын! Все будет хорошо, Платон! Ты перегибаешь!