Сводные

Почему-то получилось неразборчиво.

– Ого! Да ты пьяна, – присвистнул Элвин.

И сейчас в его голосе не было металла или льда, только тепло. И улыбка, которой он улыбался мне, тоже была непривычно тёплой. Эту улыбку, наверное, можно было прикладывать к ранам, чтобы они быстрее затягивались.

Я проследила за его взглядом и увидела свой опустевший стакан, в котором совсем недавно плескалось виски. Ничего себе! Я вылакала всё до дна?! Теперь понятно, почему слова не хотят выговариваться, а улыбка Элвина кажется хорошей и дружелюбной.

– Тебе нужно поспать, – сказал Элвин. – Я тебя отведу.

Возражать не хотелось. И думать, почему не хочется возражать, не хотелось тоже. Голова была странно пустой и легкой, и то, что недавно давило бетонной плитой, не давая вздохнуть, уплыло далеко-далеко. Элвин тем временем стащил меня со стула и, обхватив за плечи, довел до лестницы и почти занес наверх.

Я не сопротивлялась. Наоборот, ухватилась за него крепче. Казалось, все вокруг раскачивалось, кроме Элвина. Он один был устойчивый, надежный и теплый. Очень теплый. И рука его, обнимавшая мои плечи, была надежной и теплой. И бок, к которому я прижималась, был крепким и теплым. И дыхание, что путалось в волосах и скользило по щеке, было… нет, не теплым, горячим. И это тепло словно окружало, окутывало со всех сторон, проникало сквозь сто пятьдесят свитеров, что я на себя напялила, обволакивало и согревало. И растапливало ледяной стержень внутри. И тот плавился, растекаясь по телу странной слабостью, от которой мутилось в голове, а ноги, и без того непослушные, становились и вовсе ватными…

Перед глазами внезапно замаячила дверь моей комнаты. Уже?.. Оставалось только открыть ее и добраться до кровати. И еще что-то… Ах, да, сказать «спасибо» и «спокойной ночи». Рука Элвина по-прежнему обнимала меня за плечи, и, развернувшись, я неловко уткнулась носом в развал расстегнутого ворота рубашки. Его кожа была гладкой и теплой, и вкусно пахла чистотой и чем-то горьковатым, терпким, то ли парфюмом, то ли гелем для душа… Так вкусно пахла, что кружилась голова. Взгляд зачарованно скользнул по жилке, что билась на шее, по упрямому подбородку, по упругим, чуть влажным губам… «Прижаться бы к ним… Наверное, он хорошо целуется», – мелькнула шальная мысль. Я сглотнула и невольно приоткрыла рот. Элвин с шумом втянул в себя воздух, я подняла голову и наткнулась на его потемневший взгляд.

Щеки полыхнули жаром, коленки ослабли, живот и бедра словно опоясало сладкими колючими искрами. Внутри все дрожало от неясного томительного предвкушения чего-то чертовски важного, немыслимого, практически невозможного.

И необходимого…

Того, что случится прямо сейчас, перед тем, как дверь разделит нас.

Воздух сгустился, стал тяжелым и жарким. Я замерла, одновременно боясь и ожидая, что вот-вот он еще немного наклонит голову, и его горячие мягкие губы жадно прижмутся к моим…

Где-то на краю сознания сигнальной лампочкой мигали остатки здравого смысла, с трудом пробиваясь сквозь странный дурман: боже, очнись, Изабель! Это ведь не какой-нибудь хороший парень, это Элвин, тот самый Элвин, который изводил тебя всё время, которого ты – на минуточку! – ненавидишь и который почему-то отказывается ненавидеть тебя.

Но сейчас мне почему-то было плевать и на здравый смысл, и на все, что он там нашептывал. Какой, к черту, здравый смысл, когда щеки и подбородок обжигает его дыханием, а его губы уже почти коснулись моих…

Элвин помедлил немного и…

И отклонился, мягко проведя ладонью по моим волосам. А потом почти с сожалением выпустил меня, отступил на шаг.

– Спокойной ночи, – хрипло выдохнул он, засовывая руки в карманы.

– Спокойной ночи, – эхом отозвалась я и скользнула за дверь.

Глава 13

Утреннее пробуждение было тяжёлым, словно с похмелья. Впрочем, почему «словно»? Полстакана виски для человека, который не пьёт алкоголь, конечно же, перебор…

А потом я вспомнила.

О, боже!

Я и Элвин у двери моей комнаты, я прижимаюсь к нему и почти тянусь губами для поцелуя. О, нет, только не это!

Он, что, нарочно напоил меня, чтобы потом унизить? Гад, мерзавец!

Я по привычке повторяла про себя эпитеты, которыми обычно называла сводного брата, но уже сама понимала, насколько это несправедливо.

Нет, чёрт возьми.

Вчера он впервые повёл себя по-человечески, причём даже трижды. В первый раз – когда вытащил меня из комнаты, заставил поесть и рассказать, что случилось. Я бы с ума сошла, если бы весь вечер пролежала, скрючившись в кровати и раз за разом по кругу гоняя невесёлые мысли. Второй – когда поговорил с Молли и убедил её не выкладывать фото. И третий…