Но, как ни странно, он, видимо, даже не пытается. Правда, мне слышится в отдалении жёсткий звук, как если бы он ударил по входной двери ногой. Но не факт, что это вообще из нашей квартиры. Или что мне не показалось… В общем, не обращаю внимание и мчу вниз, буквально перепрыгивая через ступеньки.
А потом, зайдя в магазин и купив себе воду, некоторое время стою возле него, пытаясь прийти в себя от всего сразу и придумать, что же делать дальше. И куда мне идти? За период почти что добровольного заключения дома у меня и друзей не особо завелось. Были в классе девчонки, с которыми общалась, но они быстро теряли интерес, когда я отказывалась проводить с ними время вне школы. Оно и понятно, у них куча своих развлечений и тусовок было. Оттуда новые темы для общения, о которых я почти не в курсе… Мы, конечно, продолжали разговаривать, но уже не так, чтобы я могла спонтанно в гости к кому зайти. Да я даже на выпускном не была. У меня вся жизнь, по сути, вокруг папы вертелась.
Папа! Точно. Он умер, но его дело ещё нет. Сомневаюсь, что Макс уделял время клубу, который теперь непонятно как функционирует без владельца. Надо будет, наверное, навестить хотя бы. А в идеале — влиться в дела, может, и подзаработать заодно. Деньги мне ведь нелишними будут, да и необходимости дома целыми днями сидеть теперь нет.
Скорее наоборот… Теперь мне необходимо как можно реже там появляться.
***************
Некоторое время я просто сижу в этом самом клубе, как гость. Смотрю на движуху, на танцующие парочки, снующих туда-сюда официантов… Всё словно так же, как и было при папе. Жизнь здесь кипит своим чередом, будто он и не умирал.
От этого одновременно и теплее, и тоскливее на душе. То ещё сочетание.
Я ведь уже была здесь и до того злополучного вечера. Папа пару раз брал с собой. Но не похоже, что меня здесь узнают. Обслуживают, как просто посетительницу. Заказываю безалкогольный мохито и салат с креветками, а потом всё-таки решаюсь попросить официанта позвать ко мне администратора.
К счастью, тот узнаёт меня сразу. Он ведь даже как-то был у нас в гостях. Визит был скорее деловой, тогда папа слишком плохо себя чувствовал, чтобы пойти в клуб, а надо было разобраться с документами на поставщиков.
Мы с Эдуардом Сергеевичем обмениваемся приветствиями и банальными любезностями, прежде чем я решаюсь перейти к делу:
— Хотела узнать, как тут идут дела. Всё-таки целый месяц никто из семьи владельца не контролировал клуб, — говорю с небольшой неловкостью, почему-то не чувствуя, что я вправе вот так спрашивать.
Мне ведь запросто могут сказать, что это не мои дела и не мне контролировать процессы. С другой стороны… Откуда во мне эти комплексы? Я теперь из-за Макса не считаю, что папино наследие меня как-то касается?
Зато Эдуард Сергеевич нисколько не удивляется моему вопросу.
— Пока делами занимается друг вашего отца. Но фактически владелец теперь Максим Александрович, сын покойного Александра Юрьевича, — с готовностью и уважением сообщает мне.
Упоминание о Максе почему-то заставляет сердце пропустить удар. Хотя я, наверное, должна была быть готова к такой новости. Да и не претендовала ни на что. Вот только… Сводный братец же никак тут не фигурировал четыре года, да и до этого тоже. Даже я знаю о делах клуба куда больше его. Несколько раз помогала папе со всякими графиками и планами. А Максу, наверное, и дела до всего этого нет. Не удивлюсь, если он пустит всё на самотёк, спокойно вернувшись в Москву и ни разу сюда не зайдя.
Да и я в Москву собираюсь… Горько как-то за дело всей жизни отца.
— Максим Александрович ведь в курсе об этом? — осторожно спрашиваю.
И сама не знаю, почему назвала сводного братца так официально, по имени и отчеству.
— Да, но пока здесь не появлялся. Видимо, ему нужно время.
Хороший всё-таки человек Эдуард Сергеевич. Вот как сочувственно про время сказал, да только Макс явно не поэтому тут не появлялся. Не удивлюсь, если и забыл про клуб вообще. Каждый день где-то пропадает, а сюда и не заглянул.
— Может, пока я могу чем-то помочь? — мягко спрашиваю.
Эдуард Сергеевич слегка задумывается, а потом его лицо озаряется.
— Пожалуй, да, — почти радостно говорит он, но потом резко сникает. С неловкостью добавляет: — Хотя нет, простите…
Ему явно становится не по себе, но ведь возникла та мысль! И сначала ему нравилась. Поэтому я просто обязана узнать.
— Что? — нетерпеливо продавливаю.
— Глупая мысль, — конфузится Эдуард Сергеевич. — Простите ещё раз.
— Говорите, — с нажимом требую.
Я ведь в какой-то степени знаю уже этого человека. Для него вопросы субординации слишком важны — к отцу всегда проявлял почтительность. Поэтому сейчас, видимо, не решается предложить какую-то работу мне, как дочери владельца клуба.
— У нас в ночную смену официантка экстренно отпрашивается, заменить некем, — в подтверждение моей догадки всё-таки озвучивает Эдуард Сергеевич.
И явно собирается уже отменять своё предложение или снова говорить о его неуместности, но я резко опережаю:
— Я готова.