Как бы быстро не ехал Сережа, они едва успели на похороны в уговоренное время. Вся деревня собралась на небольшом кладбище на окраине, но это было неудивительно, ведь за все время их жизни здесь еще ни разу не приходилось хоронить молодых. Бывали старики, но чтоб двадцатилетний парень…
Неудивительно, что когда черный джип остановился неподалеку от специального автомобиля, перевозившего Дениса, взгляды всех жителей устремились к ним. Сережа вышел первым, когда увидел, как мать и отец Доронина подошли к машине с его телом. Поровнявшись с ними, Метельский взглянул на тело друга. Сотрудники морга хорошо поработали — тело выглядело не так страшно, как тогда на асфальте. А учитывая, что перевозили его в специальной холодильной камере, запаха практически не было.
Но как бы хорошо обученные люди не старались, Денис все равно не выглядел спящим. Тетя Оксана припала к гробу сына, причитая и рыдая взахлеб. Дядя Олег пытался поддерживать её за плечи, но сам едва держался на ногах. Пришедшие на похороны люди начали подходить поближе, чтобы попрощаться с мальчиком, которого все любили. Сережа слышал, что люди перешептывались между собой. Они знали об аварии и ожидали увидеть более чудовищную картину. На самом деле Сережа и сам подумывал о том, чтобы хоронить друга под закрытой крышкой, но он понимал, что родители не заслужили такого. Именно поэтому он организовал бальзамирование и прочие процедуры.
Когда за его спиной щелкнул замок дверцы джипа, Сережа оглянулся. Бледная, с красными глазами и спутавшимися волосами, Юля стояла у машины, прислонившись к ней всем весом. Держащий её под руку Максим что-то говорил, слегка наклонив лицо к её уху, но она кажется вовсе не слышала его. Её взгляд был устремлен к гробу, что вытащили на улицу и установили на два табурета, чтобы люди могли попрощаться. Она смотрела на лицо мужа и не видела ничего вокруг. Немного сдвинувшись с места, Сережа загородил ей обзор. Ему не хотелось, чтобы она запомнила Дениса таким. Пусть лучше помнит его милым, верным, преданным мужем. Человеком, что обнимал её и целовал. Что дарил ей подарки, смотрел, как она танцует. Покупал ей мороженое и водил на атракционы. Сережа так злился на Дениса с момента своего возвращения, но теперь, видя какую боль его потеря принесла Юле, он проклинал себя за эгоизм. Да он бы лучше до конца своей жизни мучился, наблюдая из далека на её счастье, чем заставил бы её пройти через всю эту боль.
Юля боялась кладбищ. В дестве она всегда обходила это место, несмотря на то, что через него можно было хорошо скосить дорогу на автобусную остановку. И, даже повзрослев и осознав, что там боятся нечего, она все равно съеживалась от страха каждый раз, когда оказывалась рядом. Ведь для неё, для девочки, что потеряла маму и брата, кладбище всегда ассоциировалось с болью. Сегодня её опасения оправдались. Она не могла смотреть на то, как родители Дениса прощаются с ним, не могла слышать, как его мама причитает и просит его вернуться. Но и не смотреть не могла. Ей хотелось остаться в этом мгновенье навсегда, ведь в эту минуту он все еще был с ней, был в её жизни. Она все еще могла касаться его, обнимать. Потом его закапают и у неё не останется ничего.
Она попыталась сделать шаг к тому месту, где был гроб, но ноги предательски подогнулись и, если бы не Максим, успевший подхватить её, она бы упала прям на траву. С его помощью двигаться оказалось легче. Он попросту тащил её, пока она бессильно едва переставляла ноги. Они остановились рядом с Сережей, в двух шагах от гроба в окружении людей, что спрашивали детали аварии, причины, пытались узнать о том, кто виновник этого страшного происшествия. Сережа отвечал скупо, не желая давать поводы для сплетен, но злые языки все равно шептались сквозь шум общего гомона.
А потом все случилось слишком быстро.
В какой-то момент Юля двинулась вперед и оказалась у гроба мужа. Она потянулась вперед и положила лодонь поверх его скрещенных рук, что-то шепча едва слышно. Люди вокруг замерли, замолкая. Сережа и сам словил себя на мысли, что ему хочется отвернуться, чтобы дать девушке немного уединения для прощания. Слишком остро чувствовалась её боль и любовь в это мгновенье.
Её прервала тетя Оксана. Она подошла к девушке медленным, шатающимся шагом. Бледная и заплаканая, она смотрела на Юлю, пытаясь что-то сказать дрожащими от рыданий губами, а потом подняла ладонь и залепила Юле пощечину такой силы, что девушка упала, не удержавшись на слабых ногах.
— Это ты виновата! — заорала убитая горем женщина, вымещая всю свою боль на ни в чем неповинной девушке. — Это все из-за тебя! Если бы не ты, мой мальчик был бы жив. Был бы с нами.