— Он сказал, что мы не подходим друг другу. Сказал, что я замечательная... красивая, прекрасная хозяйка, но вряд ли захочет на мне жениться. И что я заслуживаю самого лучшего, и будет нечестно водить меня за нос. Сказал, что всегда могу на него рассчитывать, как на друга... Просил не говорить вам, потому что хотел вместе справить день своего рождения.
— Мам...
Сочувствие к её неподдельному страданию и разочарованию переполняет меня, и как в самых трогательных мелодрамах, я распахиваю утешительные объятия. Мама с готовностью шагает в них, выдыхая мне в плечо граничащие с истерикой всхлипы и прерывистое сопение. Глажу её по спине и как заведённая, повторяю ничего не значащую чушь вроде «Всё будет хорошо».
— Я думала, он «тот самый», — завывает мама, вздрагивая надушенным телом. — Думала, мы поженимся.
Что это? Насмешка судьбы или злой рок? Всех своих предыдущих «тех самых» мама бросала сама, оставляя их с разбитыми сердцами и изрядно потрёпанными кошельками. И вот впервые за много лет, в далёкой «вражеской» стране нашла того, с кем захотела связать свою судьбу, и вдруг такое кривое пике. Я не злюсь на Колина, разве что чуть-чуть. В конце концов, во времена развития ресторанной индустрии, маршрут к сердцу через желудок не самый оптимальный. Как пел Владимир Семёнович: «Парня в горы тяни…». На деле отношения немолодых не выдержали испытание изолированной романтикой.
— Всё платье тебе испачкала, — виновато произносит мама, настойчивым трением пытаясь удалить слепок некогда идеального макияжа с моего плеча.
— Поторопилась я, Славка. Бросила всё, с работы уволилась, все ставки на Колясика сделала. Забыла, что любовь — вещь ненадёжная. Сегодня есть, а завтра нет. И это с моим-то опытом.
— Билеты уже купила? — спрашиваю.
Мама по-детски трёт кулаком под носом и отрицательно крутит головой.
— Колин сказал, что могу оставаться в его доме, сколько потребуется. Хотела с тобой сначала поговорить.
Она смотрит на меня в ожидании, а у меня голова идёт кругом, когда вдруг понимаю, что всё изменилось, а я совсем к этому не готова. Словно меня поднимают голышом в шесть утра с кровати и велят бежать марафон.
— Слав, ты у меня девочка умная. Всегда была мудрее, чем я. Я тебя, разумеется, ни к чему принуждать не стану, ты уже не маленькая. Просто взвесь всё хорошо. Давно это у вас с Гасом?
— Две недели, — отчего-то шепчу. Хотя на деле, кажется, словно прошло полгода.
— Слишком маленький срок для моей разумной дочери, чтобы безоглядно влюбиться, так ведь? — осторожно спрашивает мама.
— Так, — машинально киваю.
— Всё ещё сомневаешься?
— Сомневаюсь, — говорю честно.
Мама вздыхает и смотрит на меня взглядом сердобольного хозяина, который должен пристрелить сломавшую ногу лошадь.
— Прости, что приходится вываливать на тебя всё разом. Баба Эльза звонила. Отца твоего снова в больницу положили на обследование. Врачи говорят, возможен рецидив.
Чувствую, как земля уплывает из-под ног, и становится тяжело дышать. Да что же это за родительский Армагеддон такой. Несколько лет назад отцу успешно прооперировали опухоль желудка. Неужели снова?
— Нужно было сразу сказать, мам. Как он?
— Лучшие врачи вокруг него суетятся. Денег у твоего отца, куры не клюют, тратить всё равно не на кого. Думаю, жить будет, — сочувственно поджимает губы и смотрит на меня ласково.
— Знаю, тяжело всё это, Слав. И твой папаша не заслуживает, чтобы за него переживать, но ты его единственная семья. Случись что, ему даже фирму оставить не на кого. Всю жизнь ведь волком-одиночкой живёт, никому не доверяет.
Вдыхаю воздух ртом и носом, надеясь, что это поможет унять головокружение и жжение в груди. Не работает. Огонь обжигает лёгкие, поднимаясь к глазам, отчего я начинаю часто моргать.
— Что думаешь, Слава?
Проглатываю боль и решительно говорю:
— О чём здесь думать, мам. Летим домой.
Глава 31
Гас
В юности я увлекался компьютерными играми, как и любой нормальный подросток ваншотил монстров, строил империи, дамажил вражеские корабли, кайфуя до писков, когда проходил новый уровень. В игре «Получи матрёшку» я бодро шёл к победной цели, успешно уворачиваясь от пуль и летающих горгулий, когда, блядь, вырубили свет. И теперь я сижу в темноте с поникшим геймплеем, растерянно глядя по сторонам, и ни хера не понимаю, что делать дальше. Потому что я заболел этой игрой. До дрожи в руках хочу её продолжить, гипнотизируя глазами пустой экран, а в это время насмешливый голос урода-электрика говорит: «Света не будет, говнюк. Игра твоя сдохла и восстановлению не подлежит».
— Во сколько вылет? — спрашиваю, наблюдая, как Сла-ва старательно трамбует дресс-код в чемодан.
— В семь утра, — отвечает спокойно, и в этот момент я чувствую себя слюнявой сучкой, потому что из нас двоих матрёшка единственная, кто держится молодцом.
Меньше чем через двенадцать часов она улетит в свою опальную Россию. Всё, как я и хотел. И даже мою бывшую будущую мачеху с собой прихватит. Мечты, блядь, сбываются. Спасибо Оджей Грант, сукин ты сын, спасибо российский «Газпром».