— Ты в принципе не можешь меня расстроить, — самоуверенно заявляю под хмурым взглядом Покровского.
Я невольно сглатываю.
— Еля, я реально не понимаю, почему ты психуешь, — рычит сквозь зубы. — Что случилось?
— Забей. Ничего не случилось. Все отлично!
Я замечаю маму и, воспользовавшись случаем, отворачиваюсь от Демида, чтобы хоть на минуту побыть подальше от него. Перевести дыхание. Выдохнуть. Отключиться. Но нет же! Упрямец идет за мной по пятам. Его не смущает, что мама здесь. Ему плевать и на мужчину, который хозяйничал в данный момент на кухне. Демид просто торчит рядом, лишая меня возможности отвлечься.
— Мне кажется, чего-то не хватает, — говорит мама, разглядывая стол.
— Чего именно?
Демонстративно отвернувшись от Демида, я приковала все свое внимание к маме. Слушала о том, как она совсем недавно купила этот сервиз. О том, как она его чуть не разбила по пути к машине, а после всю дорогу представляла, как эффектно он будет смотреться на столе.
И правда классно смотрится.
— Точно! Цветы надо передвинуть, — восклицает она, а затем замирает. Демид стоял рядом с вазой, и, чтобы маме к ней подойти, нужно было обойти парня, чего ей, как мне показалось, совсем не хотелось делать.
Наверное, я самая ужасная в мире дочь. Чтобы дотянуться до цветов, мне нужно всего лишь вытянуть руку, но я не спешу. Прищурив глаза, я смотрю на Покровского. Мы все уже привыкли к тому, что он скорее откусит себе палец, чем сделает что-то для моей мамы. Но сегодня он решил нас всех удивить: Демид сдвигает вазу, бросая взгляд на маму:
— Сюда?
Мама открывает от удивления рот и тут же берет себя в руки, кивая в ответ.
Я кашляю, прикрывая губы руками. Это я от шока. Наверное, сейчас мне надо улыбнуться. Но то, что Демид первый раз в жизни повел себя по-человечески с моей мамой, еще не повод вручать ему медаль, так ведь? Я рада, что он не одернул ее. Мне приятно видеть ее удивленный взгляд. Она явно ждала от Демида только подвоха, а тут…
Черт.
Я просила его быть любезным с мамой, и он это сделал.
Вау! Офигеть просто. Он сделал это ради меня.
Я ненормальная, да? Покровский одну секунду не хамил, а у меня уже из головы вылетела его Мила и ее длинные руки. Почему? Потому что мне не хотелось думать плохо о нем? Потому что мне хотелось его оправдать? С каких пор я начала его оправдывать?
И зачем вообще я это делаю?
Знаю! Мне нравились те моменты, когда Демид был рядом. Нравилось это покалывание в груди, нравилось то, как он смотрел на меня, нравилось, когда он стоял рядом и улыбался.
Получается, я одна из тех девчонок, которой достаточно одного взгляда, чтобы сойти с ума от любви?
Я не хочу такой быть.
Я не хочу зависеть от кого-то или от чего-то. Это не для меня. Поэтому надо…
Краем глаза вижу, как мама выходит из столовой. Боковым зрением замечаю, как Покровский сразу же приблизился ко мне, стоило только нам остаться наедине.
Э-э-э.
Хочу к маме.
Конечно же, никто не дает мне убежать. Да я и шага сделать не успела, как меня уже за локоть схватили и на стул усадили.
— Демид, дай пройти.
Вертит головой.
— Там твоя помощь не нужна.
— Это ты так думаешь.
Боже, ну мне даже разговаривать с этим человеком нельзя. Я ему не доверяю. За что ты так со мной?
Не обращая внимания на мои попытки встать, Демид продолжает держать меня за руку, присаживаясь напротив.
— Так, начнем с самого начала. Тебя взбесило, что я разговаривал с Милой?
Я молчу.
Жалеть потом буду, если признаюсь.
— Еля, когда не надо, твой рот не закрывается. Сейчас… Сейчас надо его открыть. Что на тебя нашло?
— Не допускаешь мысль, что я просто не хочу с тобой разговаривать? Вот бывает такое. Существуют люди, которые не хотят с тобой общаться.
— Не спорю. Но утром ты была не в их числе.
— А потом появилась Мила, и я примкнула к отряду «Покровский — враг народа». Доволен? Услышал то, что хотел услышать? Я могу идти?
— Не можешь, — самоуверенно заявляет он, еще имея наглость ухмыляться при этом. — Слушай, а это приятно, оказывается. Мне даже нравится.
— Что тебе нравится?
Нет, ну как же он меня сейчас злил.
Словами не передать.
— Твоя ревность.
Еще одна наглая усмешка.
— А вот и нет. Ты ошибаешься. С чего бы мне тебя ревновать?
— Не знаю. Ты мне скажи.
Я беззвучно фыркаю.
— Это не ревность, не мечтай. Это злость. Я на саму себя злюсь.
Демид растерянно смотрит на меня.
— И за что ты злишься на себя?
Он прикидывается, что ничего не понимает? Специально так делает? Видно же, что я сейчас взорвусь. Зачем поджигать его одну спичку?
Поджег.
Горит.
— За то, что я дура! — слишком громко выкрикиваю и тут же радуюсь, что никого кроме нас в столовой больше нет. — Придумала себе того, чего нет. За какие-то часы забыла о том, что мы с тобой ненавидели друг друга несколько лет. Расслабилась. Размечталась. Черт возьми, я поверила, что между нами что-то может быть. Наверное, даже хорошо, что пришла твоя Мила.
Позор мне, ой позор.
Щеки горят, во рту пересохло, не знаю, в какую сторону смотреть. Лучше бы я молчала.
— Она не моя Мила.