Сводный враг

Его смех сбивает меня с толку.

— Цветочки и ягодки? Котова, ты такая странная. Зачем мне угрожать тебе, если мы перешли на новый уровень отношений? — задумчиво произносит он. — Кстати, я передумал. Давай свой чай.

Вопросительно смотрю на него, когда он проходит мимо меня. Сердце уходит в пятки, когда Демид делает шаг назад, берет меня за руку и ведет за собой.

— Вот об этих ягодках я и говорила, — бурчу себе под нос. — И я не странная, странный ты.

С трудом, но у меня получается делать вид, что его прикосновения для меня совершенно ничего не значат. А то, что от этого в горле пересохло, так во всем жажда виновата. Воды попью, и все пройдет.

— Про новый уровень отношений ничего не скажешь? — долетает до меня колкий вопрос.

Где злость? Где испепеляющий взгляд, который способен заморозить?

Начинает казаться, что Покровского клонировали и сейчас передо мной его двойник.

— Нет у нас никаких отношений. Меня просто в клетку посадили, а ты мой сокамерник, — резко выдергиваю руку из его хватки. — Как только мама поймет, что надо бежать от твоего отца, все закончится.

— Ты уверена, что она поймет?

Его издевательский тон заставляет меня поморщиться.

— Да. Поймет. Она просто забыла, каково это — быть женой твоего отца. Одиночество вытеснило из ее памяти все воспоминания. Наверное, ей и правда было плохо все это время. Я этого не замечала. Не поддержала. Возможно, если бы я не съехала от нее, то…

— Ты не можешь отвечать за ее поступки, — голос парня становится немного резким. — Она взрослый человек.

— Не могу. Но у нее же была причина вернуться. Просто так не возвращаются к тому, кто выгнал и растоптал. Их стараются забыть и никогда о них не вспоминать. Значит, быть одной и свободной для нее хуже, чем быть женой твоего отца.

Демид качает головой.

— Ей выгодно быть его женой, — тихо говорит он. — Поэтому она так и будет терпеть и помалкивать.

— Возможно, все так и есть. Ей точно нравится вся эта новая жизнь. Но любому терпению приходит конец. Когда с тобой обращаются как с вещью, которая не имеет права разговаривать, любому человеку когда-нибудь это надоест.

Повисает пауза. Из посторонних звуков только свист чайника.

— И что он будет делать?

Демид подходит ко мне сзади и протягивает руку, чтобы сдвинуть чайник с плиты. Он не касается меня, но я все равно чувствую его присутствие. Внутренний голос кричит, чтобы я тут же отскочила в сторону или оттолкнула парня, но я его не слушаю. Я просто наслаждаюсь той теплотой, которая окутывала меня сейчас.

Даже не прикасаясь ко мне, Покровский делает так, что мне становится жарко.

— И что будет делать человек, с которым плохо обращаются?

— Сначала он станет сильнее.

— А потом?

Я не тороплюсь с ответом. Почему-то казалось, что от моего ответа зависит многое. Будто мы сейчас говорили не про какого-то выдуманного человека, а лично про меня. Я быстро пытаюсь сообразить, зачем Демиду знать об этом. Почему он подошел и почему продолжает стоять за моей спиной?

Или я опять все надумала?

В любом случае надо ставить точку в этом разговоре.

Я так чувствовала.

— У тебя голос хриплый. И ты тяжело дышишь. Если не примешь лекарство, утром будешь вредным, сопливым и не сможешь встать с кровати.

Не знаю, как так получилось: или Демид меня развернул к себе, или я сама повернулась, но секунду назад я буравила взглядом стену над плитой, а сейчас уже смотрю в глаза парню, подняв голову вверх. По телу пробегает дрожь, когда Демид берет мою руку и подносит к своему лицу.

Набираю в грудь побольше воздуха.

— Что… Что ты делаешь?

— Наглядно доказываю тебе, что я не заболел. Жара, как видишь, у меня нет. Да и обычная простуда не уложит меня в кровать.

Я судорожно вздыхаю.

А что тогда уложит?

Стоп! Я запрещаю себе думать об этом.

— Но твой голос… — уже неуверенно продолжаю я.

Его щетина щекочет кончики моих пальцев.

— И правда хочешь узнать, что с моим голосом? — еще тише шепчет он, все ближе наклоняясь ко мне. — Ты уверена в этом?

Я хочу сказать, что мне все равно. Что мне уже плевать на все. Что он может идти в свою комнату или куда захочет. Что я его больше не держу. Но я ничего не говорю.

Сердце стучит в груди.

Демид уже нависает надо мной.

И это не сон.

Моя рука на самом деле касается щеки парня. Это я завороженно смотрю на губы Покровского. Это я проглатываю ком в горле.

Это я киваю головой и тут же замираю, когда губы Демида впиваются в мои.

Когда наши языки сплетаются, кто-то из нас издает стон. По телу тут же пробегает предательская дрожь. Я чувствую, как руки Демида медленно скользят по моей спине, а губы… Его губы все так же продолжают атаковать мои, с каждой секундой все сильнее и сильнее опьяняя меня.

Внезапно меня подхватывают на руки и сразу же опускают на холодную столешницу. Обхватив Демида за шею, притягиваю его к себе, не разрывая поцелуя. Кажется, никто не в силах этого сделать. Мы будто нуждались в этих прикосновениях. Наплевали на все, забыли о том, что нам нужно дышать.

Сердце бешено стучало в груди. Черт, оно разрывалось на мелкие кусочки.

Чувствовала на коже горячие ладони Покровского, и меня бросало то в жар, то в холод.