— Довольно странно, — серьезно продолжал Горновой, — является человек, не говорит ни слова и уходит. Язык за порогом оставил, что ли?
— А нечего теперь говорить, — безнадежно прошептал Митя, глядя в сторону.
— А вдруг найдется. — Горновой поднялся со стула, раздавил в пепельнице окурок и, когда Митя несмело подошел, через стол протянул руку: — Будем знакомы.
— Да вроде уже познакомились, — с печальным смущением сказал Митя, отвечая слабым пожатием.
— То знакомство не в счет. — Горновой показал на кресло.
Митя сел и тотчас схватился за подлокотники: сиденье было такое мягкое, что ему показалось, будто он проваливается.
Неожиданно теплая улыбка тронула строгое лицо Горнового.
— А мы, если хочешь знать, знакомы намного раньше, чем ты полагаешь. — Он остановил на Мите долгий, задумчивый взгляд. — Помню, как-то в воскресенье шли мы с Тимофеем Ивановичем по городу. Он тебя за руку вел, а ты в дудку трубил. Надо сказать, насквозь уши всем прогудел…
Митя заерзал в кресле — недоставало еще этих воспоминаний!
— Наверное, это давным-давно было…
— Вижу, что давно, — как бы с сожалением проговорил Горновой. — Да, одни растут, другие стареют… — Он прошелся к окну и, вернувшись, уселся на угол стола, — Максим Андреевич говорил о тебе. В принципе приветствую. Но нужно подумать.
— О чем же?
— О тебе. О твоем будущем.
— Я уже подумал и решил.
— Это хорошо. Однако ты пришел сюда, значит, и я должен побеспокоиться о тебе. Ты вот хочешь сразу на паровоз. А я возражаю…
«Так и есть — «душевнейший человек»!» — С неприязнью взглянув на начальника, Митя подумал, что из его бровей могли бы получиться вполне солидные усы…
— И не потому, что у тебя с годами неувязка, — продолжал Горновой. — И не в букве закона дело. У нас много твоих одногодков…
— Я хочу на паровоз, — горячо перебил Митя. — В каникулы поработаю кочегаром, а со временем и дальше…
Он замолчал, не желая поверять свои планы первому встречному человеку, к которому, помимо всего, не испытывал никакого расположения.
— Похвально, — задумчиво отозвался Горновой. — Если выбрал паровозную специальность, непременно нужно стать машинистом. А быть хорошим машинистом, таким, например, как Черепанов, — не простое дело…
— Я тоже Черепанов, я смогу… — сипловатым голосом вставил Митя.
— Это еще будет видно, — снисходительно улыбнулся Горновой. — Машинист — это механик, понимаешь? Он умеет не только управлять машиной. Он может разобрать ее по косточкам, по винтикам, починить и снова собрать. А ты умеешь держать напильник?
— Выучусь. Я еще не машинист.
— Без слесарных навыков и кочегар не кочегар, а недоучка…
«Зашлет в слесаря, пропадешь со скуки», — мелькнуло у Мити.
Помимо Горнового, он обнаружил в кабинете еще двух своих неприятелей. Это были телефоны. Они звонили почти беспрерывно, то один, то другой, а иногда и разом, перебивая разговор.
— Мне кажется, Черепанов, ты более или менее серьезный человек. А на паровозное дело смотришь как-то легковесно. Подумай: если, скажем, токарь, не имея опыта, встал за станок и испортил деталь — это неприятность. А если паровозная бригада, которая ведет состав, по неопытности допустила брак? Это авария, несчастье…
Митя молчал. Горновой смотрел на него из-под нависших бровей и думал о том, что все они одинаковы, эти мальчишки. Решили — и подавай им все сразу, без промедления. А полюбилось какое дело — подсаживай немедленно на самую вершину. Если же ты советуешь взбираться постепенно, шаг за шагом, — значит, ты буквоед, сухарь и не понимаешь их души. Вот и этот глядит волчонком. А на Тимофея Ивановича сильно похож: широкая кость, взгляд быстрый, смышленый…
— Без знаний на паровозе работать — все равно что слепому грибы собирать. Вот как железнодорожники говорят. Поработай слесарем, а потом уж просим на паровоз.
— Мне хотелось в каникулы на машине… — теряя всякую надежду, еще раз сказал Митя.
Сцепив за спиною пальцы, Горновой прошелся от стола к двери и обратно:
— Я думал, у тебя планы действительно на будущее. А планы-то, оказывается, куцые — не дальше каникул. Не справиться тебе на паровозе, поверь мне…
— Сергей Михайлович, знаете что? — Митя быстро поднялся с кресла. — Не справлюсь — сам приду и скажу: «Посылайте в слесаря!» А пока пустите на паровоз.
Горновой молча развел руками. Опять затрещал ненавистный телефон. Начальник упрекал кого-то за плохое качество ремонта; черкая карандашом по бумаге, сломал грифель.
«Испортили человеку настроение, теперь крышка!»
Не успел Горновой положить трубку, как в кабинет неслышно вошел секретарь, узкогрудый, сухонький старичок в потертом до блеска черном кителе.
— Сергей Михайлович, люди на совещание собрались…
— Просите, — сказал Горновой, нахмурил брови и, подойдя к Мите, снова раскинул руки.
С тем и ушел Митя от начальника депо. Не поверили ему. А он, Черепанов, справился бы. Нет у начальника индивидуального подхода к живому человеку, чуткости нет.
«Ваши документы?»