Свое время

Хохочу во весь голос, ничего не могу с собой поделать, он невероятно смешной, с подбитым глазом, с всклокоченными волосами — затащил меня неизвестно куда и теперь меня же просит об одолжении, потому что никто не собирается с ним считаться здесь, в его чудесном, прекрасном, замечательном плебс-квартале! А нечего было соваться. В чужую, непонятную и в любом случае враждебную жизнь.

Они приближаются. Взявшиеся неизвестно откуда, уж точно не пришедшие пешком от самого горизонта; нуль-транспортировка, портал, какой-нибудь люк в земле? Темные фигуры против света, всего лишь двое — мы с Игаром, наверное, еще могли бы сопротивляться, бежать. Или хотя бы…

Оборачиваюсь к нему:

— Игар… Активируй хронос! Пожалуйста!!!

Он натянуто улыбается:

— Опять? Не надо так бояться людей.

И прибавляет совсем уж умоляюще:

— Идем с ними. Там правда хорошо. Я был, я видел сам.

Финальным событием и кульминацией Литературного фестиваля станет многочасовой гала-марафон «Стихи и проза нон-стоп», который состоится на площади Свободы и будет транслироваться на сайте фестиваля в онлайн-режиме. В марафоне примут участие как вип-гости фестиваля (Сибил Скотт-Майер, Амитабх Брахматашапутри, Андрей Маркович, Юрий Нечипорук, Арна и др.), так и молодые поэты и прозаики.

Утро оказалось неожиданно холодным, с сахарной пленкой инея на карнизе, и мама крикнула Богдану, чтоб он взял шарф, и конечно, он взял, чтобы не спорить и не нарываться на расспросы, куда это он в воскресенье, а уже по дороге к остановке припекло солнце и сделалось совсем горячим через пыльное окно маршрутки. Шарф Богдан положил на колени и забыл о нем, глядя на проплывающие мимо дома — сначала панельки, а скоро, очень скоро, уже и разноцветные здания исторического центра — и думая, конечно, об Арне. Она просила побыстрее. Он честно старался. Вчера же получилось! — и оказалось не так уж трудно…

На самом деле он отчаянно боялся, что не получится. И что вообще весь вчерашний день был случайностью, какой-то неучтенной жизненной аберрацией, а сегодня окажется, что ничего не было и быть не могло. Вчера вечером, когда они с Арной наконец разбежались после ее репетиции с «Кадаврами», потому что вот так сразу вести его к родителям она не была готова и честно об этом сообщила, раскрыв на прощание маленькую ладонь, как будто выпускала птицу, — так вот, Богдан, совершенно не в силах бродить по городу один, вернулся домой и, закрывшись от мамы с Ганькой, затеявших в отсутствие бати долгую субботнюю свару, засел к зарядившемуся ноуту и подвис намертво, гугля в сети Арну.

Сотни тысяч страниц, а он и не знал. Тысячи фотографий, и везде она была настолько разной, что он не раз и не два усомнился: может, выскочило чье-то левое фото? Она была рыжей и брюнеткой, с длинной пушистой косой, перекинутой на грудь, и с зеленым ирокезом, смешно похожая на подарок Ганьке от ее хахаля, сувенир в виде человечка с прорастающей из головы травой. Она была в камуфляже и в чем-то коротком с голубыми перьями, в драных джинсах и в длинном красном платье, в купальнике и без него… Богдан сразу же закрыл то окно. Потом нагуглил опять. Потом поискал в большем разрешении — огромные кричащие глаза и маленькая грудь — и снова закрыл, злясь на себя. Прочитал ее интервью и ничего не запомнил. Прочитал еще одно. Наконец, попробовал стихи…

Чуть не проехал остановку — правда, не ожидал так быстро. Дорога из дому до центра всегда занимала изрядный кусок времени, достаточный, к примеру, чтобы подготовиться к паре (Богдан, правда, старался на это не рассчитывать: даже если он специально садился не напротив дома, а чуть дальше, на конечной, его все равно поднимали крикливые необъятные тетки, но в выходной их, к счастью, было меньше, чем свободных мест), а сегодня вот уже — вышло?! Но, может, просто не заметил за мыслями об Арне? Засечь время Богдан не догадался, да и суеверно не хотел. Усмехнулся и, спрыгнув в такой же яркий, как вчера, но заметно более холодный солнечный день, в несколько размашистых шагов достиг поворота.

И тут обнаружил, что обронил шарф. Естественно, еще в маршрутке.

Он как раз пересекал границу света и тени, резкую, охристо-фиолетовую, солнечно-ледяную. Развернулся, и свет резанул по глазам, выступили слезы, и мир поплыл, на мгновение теряя очертания. Богдан вернулся к остановке, вскочил назад в маршрутку, пропустив выходящего военного парня, тот, кажется, ехал спереди, — и нагнулся за шарфом одновременно с девушкой, соседкой по сиденью, и она, улыбнувшись, спросила прямо в его симметрично склоненное лицо:

— Ваш?..

Богдан вышел с шарфом наперевес, и маршрутка неторопливо отъехала. Никогда она не стояла на этой остановке дольше, чем полминуты.

Получилось!..

Он несся вперед, как на всех парусах, на жгучем желании поскорее рассказать Арне. Прибежал запыхавшийся, размахивая шарфом, и с порога полуподвальной студии, на поиски которой, правда, потратил несколько лишних глупых минут, выкрикнул:

— Получилось!