Своеволие

— Аратан! — Санька слегка выдохнул. — Готовы ли твои?

Маленький тигр лишь кивнул.

— Собери всех в кулак. Пусть сотня Тютя прикрывает самый берег, а ты встань повыше. Надо дождаться пехоту. Если монголы рванут раньше — надо их задержать. Любыми способами!

Дальше было как в кино: на севере заревели низкие рога. Хриплый вопль первых подхватили десятки других. Гнетущий рёв перекрыл все прочие звуки.

Многотысячная орда стронулась и очень медленно (пока!) пошла на врага.

— Уже, — улыбнулся чему-то Аратан и толкнул пятками лошадь. — Задержим, Сашика.

Дауров было более четырехсот. Здесь собрались лучшие воины Темноводья, а батар почти ни в чем не уступал «среднему» монголу. Только тех было в пять, а то и в десять раз больше. И к войнам этот суровый народ привык гораздо больше. Аратан, Делгоро и остальные повели широкую даурскую волну прямо в центр, а затем стали заворачивать направо. Как хищная птица, они вознамерились столкнуться с монгольской лавой по касательной. Осыпать стрелами, сбить напор, затем ударить по первым рядам — и уйти на правый фланг. Чтобы перегруппироваться и ударить снова.

Санька, продолжал орать на свою пехоту, которая подтягивалась к передку с красными от бега лицами — но посматривал на происходящее впереди. Дауры действовали на изумление слаженно. Все-таки эти народы, не знающие грамотного войскового управления, с привычными задачами справляются отлично. Конница Темноводья заходила на дугу, чтобы хлестко ударить врага своим левым крылом. Темноводский атаман знал, что на этом фланге идет род Чохар. И никто иной.

Стрелы и дротики взметнулись в небо. Монголы заметно сбавили темп, даже притормозили, чтобы избежать удара. Но маневр дауров был им понятен, поэтому левый фланг атакующих, наоборот, начал укоряться. Кочевники настёгивали своих коней, из-за спин передовых выходили всё новые отряды. Они тянули строй, вытягивали его в тонкую никту, которая загодя охватывала то место, куда собрались отойти дауры!

— Нет, — просипел Санька, которому с его кочки отлично был виден монгольский замысел. Но его вряд ли заметили сами дауры, там, внизу, в самой гуще боя.

Дурной перестал орать на пехоту. Он дышать не мог, глядя, как неизбежно его конница, его друзья, его соратники влетают в расставленную ловушку.

И ничего сделать нельзя.

Грохот столкновения двух конных ратей оглушил его. Этот звук нельзя описать, слишком много компонентов входит в него. Страшный звук. Дауры вломились в левый фланг монголов, началась яростная рубка. В это же время притормозивший было центр атакующей армии резко прибавил, стесывая напрочь левое крыло хищной птицы.

Стесывая род Чохар.

А из тыла левого крыла вылетали всё новые десятки монголов, норовя полностью окружить жителей Черной Реки.

— Атаман!

Санька, словно, от наваждения отошел. Перед ним выстраивались всё новые пищальники и копейщики — уже около полутысячи. Но казаки — все как один указывали ему на реку.

Там плыли корабли.

Плыли! Плыли, мать их, вниз по реке, вместо того, чтобы пристать и дать им треклятые пушки! Черт, они что, приказ не получили?! Или получили и…

На бусах сидела неполная сотня Ивашки. И полусотня долговязого казака Бориски Бутакова — Пашков не мог допустить, чтобы самую ценную добычу везли лишь «воры»-темноводцы.

И вот они уходили. Единственные, кто имел шанс сбежать из этой бойни.

«Может, и правильно? — устало подумал вдруг беглец из будущего. — Хоть кто-то спасется».

Он смотрел, как трофейные кораблики стройной кильватерной колонной проплывают мимо места битвы — и с удивлением понял, что не испытывает гнева. Если кто и должен выжить в этой бойне — так это «Делон». У него дар выживать.

В это время кораблики окутал едкий дым, а через миг по ушам Дурнова ударил грохот: речная флотилия влепила из всех доступных стволов прямо по правому флангу монголов, который накатывал на жидкую цепочку отряда Тюти.

По щекам Саньки потекли слезы.

«Прости меня, Ивашка, Христа ради — опять я о тебе гадости думаю. А ты нас спасаешь. Отмел мой дурацкий приказ — пушки все равно не подготовить к бою на суше — и сделал единственное возможное».

Правый фланг врага смешался. Но дальше темноводский атаман уже ничего не видел — конная лава катила на его пехоту.

— Пищали к бою! — заорал он тем, кого уже успел выстроить.

Редкие стрелы летели на их строй, свистели вокруг его «командирской кочки», но Саньке почему-то вдруг стало так всё равно… Он вздел над головой меч с оскаленной головой черного дракона и отдал команду:

— Пли!

Даже три сотни стволов (а пока в его распоряжении больше не было) смели первую волну врагов. Облако вонючего дыма на несколько вдохов укрыло пехоту от конных стрелков.

— Копья — шаг вперед! Теснее! Упирай пятку! У кого есть багинеты — вставить! У кого нет — перезаряжай!

Трудно командовать. В этой полутысяче его темноводцев, привычных к командам — не больше сотни. Остальные — албазинцы и пашковцы. Кто-то делал лишь то, что привык, кто-то начал сдавать назад, повинуясь такому понятному страху.

— Стоять! Стоять! — орал Дурной, бегая по заду строя. — Монголы не пойдут на копья!