Свои

В назначенный день встали затемно, отслужили молебен о путешествующих, оделись потеплее, тюки с вещами по дну телег раскидали, сеном прикрыли, чтобы недобрым людям меньше соблазна было, сверху детишек посадили, армяками укрыли. Мама Вера (так называли Виринею Кежедаевну дома) с Василием Николаевичем и несколькими проводниками рядом пошли. Немногим бы те мужички помогли с топорами да вилами, но во множестве людям всегда спокойнее. Замыкали шествие братья-Иванычи с Михаилом Можаевым, — проводить вышли. У пепелища, где раньше постоялый двор был, остановились, чтобы попрощаться да напоследок на родные места взглянуть.

Пока собирались, светать стало. В утреннем сумраке ровно и гладко, как не бывает с уработанной землей, белела на полях изморозь. Промытые дождями от мучной пыли, неподвижно и черно поблескивали вдали ветряки. Сквозь ломкий стылый воздух колюче посверкивали кресты церквей. И ни человека в полях, ни возницы на дороге, ворота везде закрыты, даже конского перебора не слышно, даже собаки лаять как будто разучились, — прячется жизнь деревенская, уходит в погреба и землянки. И только вороны на пепелище орут, — за добычу дерутся.

Внезапно со стороны Тамбова, видимо, с какого-то поворота, донеслось нестройное, но узнаваемое:

«Пусть каждый и верит, и знает,

Блеснут из-за тучи лучи,

И радостный день засияет,

И в ножны мы вложим мечи.

Теперь же грозный час борьбы настал»…[43]

Донеслось, — и так же неожиданно смолкло. И с новой силой возобновилась воронья драка…

Машенька захныкала, Ариша принялась ее успокаивать, Поля крепче прижала Ванечку, мама Вера поежилась, Василий Николаевич чуть помолчав, широко перекрестился на маковку «Герасима»: «Спаси, Господи, не остави ны заступлением Твоим», — и коротко кивнув Иванычам с Мишкой на прощание, решительно обернулся к Белой спиной:

— Трогай, — бросил он вознице.

И подводы медленно двинулись в сторону Савалы, на Саратов.

Из дневников Зины II. Школьные годы

Новая запись.

Мама часто говорит, что я глупая. И мне от этого грустно. Я и правда глупая, но не так, как она думает. Я не мечтаю закончить школу с золотой медалью, играть в «Что? Где? Когда?» и прославиться остроумием. Но если бы я была умнее, могла бы лучше понимать мамочку. Вот, чего я действительно хочу.

Вряд ли я из тех глупых, которые просто не хотят узнавать, читать, учиться. Мне интересны история, архитектура, живопись. Будь у меня возможность, я бы училась играть на пианино, но у нас его нет. Зато я люблю читать, знаю наизусть много стихов и песен. Мы с Яной (моей подружкой по двору) часто обсуждаем разные книжки, ходим на концерты и в филармонию, иногда в лекторий. (А в театры я не хожу, мне там плохо.) Вряд ли я из тех, кто совсем ничего не знает и знать не хочет.

Но есть другие глупые, которых правильней тугодумами назвать. Они всё понимают, но медленно. И вот это точно обо мне. Но не только это…

Мне кажется, я часто хоть и понимаю, но не так, как надо, не так, как мамочка хотела бы. А как, — и сказать не умею. Будто само движение моих мыслей неверно, — стоит им попасть в мою голову, и они тут же становятся неправильными. Будто в ней, в моей голове, — бульон из заблуждений, ошибок и невежества. Он-то и пропитывает собой любую мою мысль. И этот бульон, эта глупость моя — она еще до разума… до мыслей…