Свои

И все-таки… 22 июня 1941 года в нарушение пакта о ненападении, вероломно и без объявления… война началась.

Утром по радио несколько раз о скором важном сообщении предупреждали.

Пятнадцать минут первого речь Молотова: «Граждане и гражданки Советского Союза… германские войска напали на нашу страну… Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Восемь с чем-то минут все еще мирной жизни, пятьсот две секунды чтоб попрощаться с нею, — а погибших уже сотни.

Чуть позже снова «Граждане и гражданки!», но теперь голосом Левитана, а погибших уже тысячи, десятки тысяч.

И возмутилась молодая страна, и взвились тревожно алые стяги, и притекли к ним толпы разгневанных. На площадях и рынках, на вокзалах и у памятников — всюду митинги, всюду о злодеяниях фашистов рассказывают, бабы охают, ревмя ревут, мальчишки буденовки нацепили, в партизан играют…

От площади в сторону отойдешь, — у военкоматов толпы добровольцев волнуются. Кого только нет! Совсем молодняк, мальчишки из ФЗУ и техникумов, ярче всех разодеты, словно на праздник собрались, шумят, веселятся. Студенты с учителями — те небольшими группками держатся, негромко, но взволнованно что-то между собой обсуждают. Рабочие поважнее себя ведут, говорят меньше, зато и понимают, по виду, больше остальных. Тут же и ветераны, молодняком окруженные, — байки травят.

У церквей — старики со старухами, а может, и помоложе горожане, но все в темном, оттого и похожи друг на друга, — свое что-то бубнят, плачут. Милиция их тихонечко-тихонечко от улицы оттесняет: во дворики, уголки всякие, чтоб им же неприятностей не вышло, но не трогает.

* * *

Федька и Сашка Шеферы сразу заявление в Военкомат подали — добровольцами записались, повесток дожидаться остались. С ними и Яшка увязался было, надеялся, что сумеет как-нибудь на войну успеть, так его с порога развернули, даже заявления написать не дали: мал еще бумагу на тебя изводить.

Полина, хоть и ребеночка ждала, и всей душой театру предана была, — на завод вернулась. К слову, не одна она такая была. Все мужчины-актеры на войну собрались, женщины — кто на производства, кто в госпитали ушли. От двух театральных трупп, музыкантов Филармонии и актеров кукольного театра, — единицы остались. И те искали, где бы побольше пользы армии и тылу принести. Барак и вовсе опустел, но силами оставшихся актеров и местных комсомольцев переделывался под эвакогоспиталь.

В можаевском флигельке, где отныне сосредоточилась Полина жизнь, тоже все предвоенными настроениями пропиталось.

Расстроенный, сновал из угла в угол Петька Можаев. В армию его не взяли, хотя и по здоровью и по возрасту он вполне подходил. Но с его опытом и знаниями, и на железной дороге работы обещали столько, что любой фронтовик позавидует. А пока поездов с каждым днем становилось все меньше и меньше. Вот Петька и сердился.

Не пустили в армию и Ивана Данилыча. Ему уж и годы не позволяли, но главное, — основным его сражением должна была стать битва за газ. А пока он вместе с геологами, художниками и строителями мудрил над маскировкой и подготовкой фальш-объектов, чтобы фашистских летчиков с толку сбивать.

Розочка, в составе женской бригады, днем и ночью обустраивала бомбоубежища и ходила на санитарные курсы.

Степка и Семочка, хоть и не прошли по возрасту, малы были, но отучившись уже несколько лет на курсах Осоавиахима[81], мечтали стать летчиками, и теперь всей душой надеялись, что еще успеют показать себя в небе. А пока поступили на завод, где работала Поля, и вместе с другими новичками учились работать с металлом.

Кроме того, все вместе посещали занятия по МПВО[82], проводимые инструкторами здесь же, во дворе.

Ариша с супругом, хоть и переехали в новую комнату поближе к военному городку, но какой там медовый месяц! С утра до вечера по больничным корпусам ходили, смотрели как что изменить, чтобы в случае необходимости, и раненых побольше вместить, и работать удобнее было, и запасов хватило.

Кажется, дней прошло всего ничего, но не узнать прежний город Саратов. Где раньше незатейливая песенка или беззаботный вальсок слышались, — теперь сводки, марши или «Священная война» звучат, где недавно мирно и старательно пыхтели заводы, а с рек доносилась болтовня пароходов и судов, — теперь все больше команды, рык машин и учебные очереди из автоматов слышны. Остальная суета и вовсе утихла, ожидая самого важного, главного Слова.

И третьего июля оно явилось.

И было оно словом Вождя, словом Сталина.

И было оно правдой и откровением.

И звучали в нем мольба и требование, просьба и заклинание: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!… Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, — продолжается… Враг жесток и неумолим… Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства… Все силы народа — на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»

И тысячи сердец застучали как одно, — и страна поднялась на бой…