Свой — чужой

Если будет война, этот кулачок должен обеспечить развертывание. То есть ядерный потенциал плюс мобильные части. Многоцелевое их использование с отлаженной системой базирования, с отлаженной системой переброса. Когда же нынешняя кадрированно-кастрированная армия бросается в бой, вот тогда — Чечня показала — все эти сводные экипажи, сводные расчеты, сводные роты, механик-водитель из Московского округа, оператор— из Ленинградского, а командир — из Уральского… — тогда и получается, что вновь начинаем бить не умением, а числом. Экипаж должен быть отлаженный, сколоченный, проведший весь цикл обучения вместе, такой десяти стоит. Обученный боец, профессионал — вот главное. То есть нужна систематическая боевая подготовка, отработка. Я бы поставил вопрос так: хоть камни с неба, но боевая подготовка.

Вторая проблема — у нас сейчас разжаты пальцы. В стране под ружьем четыре миллиона сто тысяч человек, а в армии и на флоте — миллион девятьсот. Возникает вопрос: а два миллиона двести — кто такие? Внутренние войска — они вроде внутренние, но у них артиллерия, танки есть. Ранее была наработана система: каждая организация — пограничники, ГБ, МВД — действует по своему плану, но если объявлено военное положение, все эти как бы разрозненные пальцы сжимаются в кулак.

Теперь кулак разжат, да еще между пальцами подпорки стоят, что поссорили всех начальников между собой и создали им ряд законодательных препонов. Опять-таки к Чечне обратимся: в одной группировке авиация летает сама по себе. А если касаться отношений между армией и МВД, то там вообще никакого взаимодействия нет. Каждый Наполеон. Каждый удельный князь. А история подсказывает: как только мудрости достало сложиться в кулак — все: бить нас перестали. И так было, и так есть, Это наш второй колоссальный резерв: когда бьешь растопыренными пальцами, вероятность их сломать все сто процентов. Надо бить кулаком.

Надо собрать под единой крышей все наши резервы и заставить их работать на одну Державу, на ее обороноспособность, на ее безопасность. Президенту нужно сказать: «Вы можете между собой жить как угодно, но извольте систему образовать. Кто не способен — пишите рапорт».

А.П. Вы сейчас коснулись Чечни. Я все думаю, что если бы в военной среде был серьезный исследователь, то для него чеченская кампания была бы находкой. В этой войне видны вся клоака, вся беда, весь ужас происшедшего и с армией, и с государством. Никто не проанализировал афганскую войну, а чеченскую и подавно. Отсутствует этот аналитический подход в армии. Но среди, на мой взгляд, интересных аспектов чеченской кампании — взаимоотношения военных и политиков, людей, заседающих в кабинетах, золоченых гостиных московских, и людей на поле брани. Этот аспект войны и политики в Чечне проявился особенно фантасмагорически. Кстати, одна из особенностей чеченской кампании — это появление впервые так называемой военной оппозиции, куда и вас причисляют. Вы, наряду с другими генералами, каждый в своей степени свободы и воли, проявили открытую оппозиционность, находясь в военной структуре. Как бы вы описали вот этот потрясающий феномен взаимодействия военных и политиков, решающих какие-то свои окологосударственные или подгосударственные цели средствами армии? Армия, понимая всю аморальность подобных «политических» подходов, все-таки вынуждена проводить свои военные операции даже на фоне этих странных переговоров, которые ведет Вольский.

А.Л. У нас, к сожалению, так исторически получается, что армия всегда готовится к прошлой войне, не делая из предшествующей никаких выводов. Тот же Афганистан показал всю несостоятельность такой подготовки, когда политические цели мутны, расплывчаты, военные вообще недостижимы, когда командир полка получал звание Героя