Свой — чужой

— Хорош легавый, — усмехнулся Якушев, упершись затылком в стену.

— А может, помиритесь? — тихо спросила вдруг Вера.

Смысл вопроса дошел до Егора не сразу. А потом все же дошло, что все так и считают, будто они со Штукиным просто поссорились. Якушев зарычал и с силой шарахнул головой о стенку. В гипроке осталась вмятина, а за обоями что-то зашуршало. От этого удара он, как ни странно, пришел в себя.

— Помиримся и все распилим по-братски! Тот баульчик! — заорал Егор на Веру. — Слушай меня!

Он оттолкнулся спиной от стенки и тоже встал на колени.

Со стороны это, наверное, смотрелось мелодраматично — мужчина и женщина на коленях друг перед другом. Кто-то, может быть, и улыбнулся бы этой сцене, но Вере и Якушеву было не до улыбок. Расстояние между ними было таким маленьким, что они ощущали дыхание друг друга.

— Слушай меня! — тяжелым шепотом повторил Егор. — Ты историю не знаешь, так я расскажу тебе ее. Она — хуже не бывает! Сейчас в Пушкине лежат на асфальте пять трупов. Среди них один очень близкий мне и моим друзьям человек. Я не говорю, что Штука убил их всех, но хотя бы одного он точно убил! И это был не бой на равных, а бойня… из-за ровно нарезанной бумаги, которую называют деньгами… А еще раньше — не стало Зои… Я бы не хотел рассказывать тебе… Но это Штукин был с ней на том озере.

Вера отшатнулась, но Якушев схватил ее за плечи:

— Вера, я ведь не мразь, чтобы такое на человека наговорить! Скажи — я мерзавец?!

— Нет… — заплакала снова Вера.

— Где он?

Женщина отвела взгляд и, сквозь всхлипы, еле выговорила:

— На свете так мало неплохих людей… Зачем же вы хотите, чтобы их стало еще меньше?!

— Вера, где он?!

Она снова посмотрела ему в глаза:

— А ты… а ты оставишь мне свой пистолет?

— Да, — быстро ответил Егор.

— Отдай, — не поверила ему Вера.

Якушев пошарил рукой на полу сзади себя, нащупал пистолет, подобрал его и протянул Вере. Она аккуратно взяла его и ушла на кухню. Егор прислушался, но ничего не услышал. Он не услышал звука выдвигаемого ящика и скрип двери пенала. Якушев встал, но остался в коридоре. Из кухни вышла Вера и, не останавливаясь, направилась в комнату. Егор насторожился, но она быстро вышла из комнаты и протянула оперу свой паспорт. Якушев сначала не понял, а потом открыл документ на страничке, где ставился штамп прописки. Там были две отметки, одна — нынешняя и предыдущая — с адресом на Московском проспекте. Егор даже вспомнил, что Зоя когда-то рассказывала ему про Верину квартиру в «Русском прянике», оставшуюся от родителей. Подружки иногда устраивали там девичники.

Якушев пошевелил губами, запоминая адрес, потом закрыл паспорт, вернул его Вере и сказал с каким-то горьким сарказмом:

— Нет, я не легавый. Я хуже цветного.

Он быстро прошел на кухню и огляделся. В углу матово блестел шикарный холодильник. Егор подошел к нему, дотронулся, погладил. Потом потянул дверцу — она открылась абсолютно бесшумно. На верхней полке лежал его пистолет. Якушев взял его и засунул за ремень брюк.

— И что мне теперь делать? — спросила Вера, появившись в дверном проеме.

Егор постарался не встречаться с ней глазами и, давя возникшее в душе чувство неловкости, ответил грубо и цинично:

— В холодильнике еще достаточно еды. Приготовь что-нибудь вкусное мужу.

— В таких случаях дают пощечину, — сказала Вера. — Но ты ведь можешь ударить в ответ? Уходи.

Егор ушел. Ему хотелось сказать «извини!», но он не сказал ничего.

После его ухода Вера, конечно, бросилась звонить в квартиру на Московском, но Штукин к телефону не подходил. А его мобильник через несколько минут зазвенел в кармане Егора. Якушев вынул его из кармана, увидел на дисплее высветившийся номер Веры и грустно усмехнулся…

…Когда Юнгеров вместе со своими людьми подъехал к месту бойни у офиса Колесова, там уже было полно народу: милиция местная и городская, сотрудники прокуратуры, эксперты, какие-то журналисты и еще бог знает кто. Все курили, кучковались, звонили куда-то по мобильникам и делали много нужных и ненужных движений.

Какой-то сержант не хотел пускать Юнгерова за обозначенный пластиковыми лентами периметр, но с ним коротко переговорил Ермилов, и служивый отстал. Александр Сергеевич и сам не стал подходить вплотную к машине. Он молча смотрел на высовывающиеся из правой передней двери ноги Крылова и не слышал, о чем его спрашивали оперативники и следователь прокуратуры. Потом Юнгеров повернулся и пошел прочь. Ермилов остался объясняться с сотрудниками. Отойдя на несколько шагов, Александр Сергеевич обернулся и снова посмотрел на неподвижно торчавшие из автомобиля ноги. В горле у него встал ком, и Юнгеров закашлялся, а потом сказал очень тихо:

— Прости, Петр. Прощай… Если б я знал…

Он достал сигарету, а зажигалку ему поднес подошедший Ермилов.

Александр Сергеевич затянулся и промычал, не вынимая сигарету изо рта:

— Надо найти Егора. Пока он чего-нибудь не накосорезил.

— Если уже не накосорезил, — поправил Ермилов. Юнгеров вопросительно поднял брови, и Ермилов пояснил: