Свой, чужой, родной

— Ничего, понадобится, составим фоторобот, — кивнул Валька, женщина слабо охнула, как видно, такая перспектива не особенно ее вдохновляла.

Вскоре мы простились, сообразив, что ничего полезного более не узнаем.

— Что скажешь? — спросила я, когда Валька заводил машину.

Он пожал плечами:

— В самом деле странно. Благодарный родственник, желая остаться неизвестным, делает бабке дорогой подарок?

— Который она даже не в силах оценить, — в тон ему добавила я. — Все предельно ясно: кому-то был нужен этот дом, но он не хотел, чтобы дом связывали с его именем, и прикрывался старушкой.

— Вопрос зачем? Усилий, судя по всему, он приложил немало. Паспорт — это полдела. Нужно еще по этому паспорту получить доверенность, а учитывая, что бабка в богадельне…

— Он мог подкупить нотариуса. У Мелентьевой, которая заверяла договор купли-продажи, скверная репутация. Так Глазков сказал.

— Значит, стоило это немалых денег. Нотариусы — народ не бедный и за копейки подставляться не будут. Хотя, по сути, Мелентьева эта ничем не рисковала. Особо приглядываться к владельцу паспорта нотариус не обязан, да и в чем подозревать человека, если дом он покупает, а не продает? Весьма странный вид мошенничества, ты-то сама что думаешь?

— Я думаю, что неплохо бы заглянуть в этот дом. Возможно, тогда многое прояснится.

— Взломать дверь нетрудно… Если там нет сигнализации…

— С ума сошел? — вытаращила глаза я. — Надо идти в полицию. Ведь факт мошенничества налицо.

— Вот с этим не торопись, — вздохнул Валька. — То есть зайти мы можем хоть сейчас, да боюсь, толка не будет. Для начала поинтересуются, какое ты имеешь ко всему этому отношение… Ну, и примерно в этом месте разговор потеряет свою конструктивную составляющую. Я бы на твоем месте соседа напряг.

— Пробовала…

— Попробуй еще раз. Надумаешь заглянуть в дом — только свистни, готов тебя сопровождать.

— Авантюрист, — усмехнулась я.

— Нет, я для этого слишком ленив, — засмеялся Валька. — Просто ты мне дико нравишься, я за тобой хоть к черту в пекло… А здесь — всего-то чей-то дом…

Вскоре мы простились с Валькой до вечера, и я, едва войдя в квартиру, схватила мобильный с намерением звонить Дорину. Он-то уж, как законный представитель хозяйки, в ее дом войти точно мог.

На мое счастье, ответил Дорин сразу, но на этом везенье и закончилось.

— Олег Юрьевич, — вдохновенно начала я, — это Валентина.

— Рад вас слышать, дорогая.

— Я нашла человека, который купил для Могилевской дом на Гончарной, это некто Шмаков. Но дело в том, что в действительности он этого не делал, кто-то воспользовался его паспортом. И сначала получил доверенность от старушки, а потом купил дом.

— Вы уверены? — спросил Дорин с сомнением.

— В договоре купли-продажи его данные. Это сильно пьющий мужчина, мать которого припомнила подозрительный эпизод с паспортом, случившийся шесть лет назад. Какой-то тип вернул паспорт Шмакову, сказав, что тот его оставил у него в квартире.

— Странная история, — подробно выспросив меня обо всем, сказал Дорин. — После нашего разговора я решил, что дом для старухи, возможно, купил племянник, но теперь не знаю, что и думать. Зачем племяннику чужой паспорт?

— Племянник? — ахнула я. — У Могилевской есть родственник?!

— Да. Хотя старушка об этом, возможно, не догадывается. Дело в том, что у ее брата был внебрачный сын. Уж не знаю, что помешало ему жениться на его матери или хотя бы усыновить парня… Скорее всего, история банальная: сын его долгое время не интересовал, но, оказавшись под конец жизни в чужой стране совершенно одиноким… Семью он так и не завел… В общем, сентиментальность одолела. Или просто не знал, кому свои миллионы оставить. Ведь единственная сестра еще старше его… В общем, все свое состояние он завещал сыну, который проживал в нашем городе. После смерти старика моему однокашнику, который вел его дела, предстояло найти наследника и сообщить радостную весть.

— И он обратился к вам?

— Естественно. Я ведь уже занимался делами сестры.

— И вы его нашли?

— Это заняло десять минут. Он жил по прежнему адресу, его мать к тому моменту уже умерла, впрочем, ее в завещании не упомянули.

— И где теперь этот племянник?