Свои и Чужие (СИ)

Диалог на поверхности включал в себя основные вопросы по грузу и его доставке, также, незнакомец названный «бейнором» расспросил, про посторонних на борту и контробанду, ответ ускользнул от слуха четверки. Наступила тишина, после которой последовал механический скрежет в конце самолета. Спустя несколько минут услышали рев разогревающихся турбо-винтов и скрип откручиваемых болтов по другую сторону плиты. У ожидающих перехватило дыхание, сердца забились чаще, велик шанс, что полет в Аранию для них может быть отменен.

Люк поднялся и их встретило все то же хитроватое выражение, на рябом и некрасивом лице:

- Ну что, пасахеросы, нам дали добро, взлетаем, вылезайте, - ободряюще проговорил он и галантно протянул женщине руку.

Выбравшись из потайного отсека, все четверо потянулись, отряхнули одежду и размяли плечи. Три с половиной часа в неподвижном состоянии сильно вымотали как морально, так и физически.

- Я признаться честно, думал, что ты нас сдашь! - произнес Нарнис.

- А что тут делал этот гримплин[2]? - перебил товарища Алеан.

- В отличие от вас, я договор не нарушаю и не изменяю его условия, когда вздумается, - холодно проговорил летчик, - а уполномоченный всегда проверяет борт перед отлетом, теперь эта стандартная процедура. Всё, я побежал, а вы, не бузите тут.

Четверка вальяжно устроилась вдоль большого блока из картонных коробок с провиантом. Илона, использовав рюкзак как подушку, легла на спину, Каддан напомнил ей о вчерашнем разговоре, Алеан извлек потертые карты, а Нарнис, наблюдая как товарищ тасует позолоченную колоду, перебирал струны на подаренном подругой музыкальном инструменте.

Гул нарастал, железная птица прогрев двигатели набирала скорость, после минутной тряски, у всех заложило уши. Самолёт взлетел.

В зоне турбулентности, борт круто затрясло. Лицо женщины посерело, мигрень и рвотные позывы все-ещё приносили сильный дискомфорт. Спазмы облегчила лишь поза лотоса.

- Вот ты, Кадди, как бы поступил, если тебе жить осталось от силы месяцев шесть, что бы сделал? - спросила Илона, потерев пальцами виски.

- В смысле? — растерялся араниец, — если бы я точно знал, когда умру?

- Почти, ты бы просто знал, что больше этого срока тебе не протянуть, плюс-минус месяц и ты труп, абсолютно точно.

Каддан озадаченно пожал плечами.

- Не знаю, если бы была возможность, провел остаток дней с семьёй.

- Вот и я об этом подумала тогда в больнице. В те дни занималась в секции, и в одну из тренировок потеряла сознание, очнулась уже в палате. Сделали мне КТ и диагноз объявили — женщина запнулась на пару секунд, следующие слова произнесла сдавленно, словно они — острый нож, кромсали плоть воспоминаний, — рак легких третьей, поздней стадии.

- Неоперабельный? — удивился собеседник.

- Да, опухоль поразила нижнюю долю правого легкого. Док сказал, мне с ней жить осталось не более полгода максимум, точнее он сказал это родителям, а я узнала потом. Представь, что чувствует семья, когда за мгновение любимая дочка перерождается в ходячий труп, как бомба с часовым механизмом, где в конце вместо взрыва- смерть. Тик-так, каждый сраный день. Что уж говорить, когда сестренка, всю жизнь считавшая меня «маминой ошибкой» рыдала как последняя сучка.

- Жуть, — заключил Каддан, — сколько тебе тогда было?

- Зима восемнадцатого, двадцать один год.

- Такая молодая, даже представить не могу, что ты тогда чувствовала. - араниец одарил собеседницу сожалеющим взглядом.

- Чувства разные, но главенствовало конечно же отчаяние. В те времена, я обладала роскошными волосами, мое наследие от бабки, нежно-медовый оттенок всем на зависть, так их любила — с ностальгией воскликнула женщина, — приходилось, правда, постоянно ухаживать, специальные шампуни покупать, сыворотки, кремы, бальзамы, тонны разных средств, но оно того стоило, шевелюра выглядела как у моделей со страниц модных журналов. Вот, а док прописал шестнадцать химиотерапий, чтобы хоть чутка оттянуть неизбежное, прикинь! Естественно я послала их всех!

- Из-за волос, это что, шутка?!

- Кади, ты знаешь, как действует химеотерапия? Блюёшь дальше чем видишь и становишься лысеньким как яйчишко. Ладно бы еще

выхлоп какой, но я никогда не была оптимисткой, конец один. Поэтому лучше отойти при параде, молодой и красивой. Вообще эта хрень не из дешевых, каждая химия обошлась бы по восемьдесят тысяч дэйнеров, отец, даже бизнес собрался продавать, чтобы оплатить процедуры, но какой в этом всем смысл, просуществовать на годик подольше, шпигуя организм ядохимикатами? Отставить! Но еще кое-что меня тогда волновало. В ближайшее время, я буду приносить своей семье только горе. Все эти гребаные взгляды сочувствия и жалости, прям как ты сейчас на меня смотришь. Вроде еще живая, но все тебя уже похоронили, просто пытаются еще немножко насладиться твоей компанией. Ради этого готовы все продать. И что, обратно вернуться к дырявому корыту ради вшивых месяцев, которые уже ничего не изменят?