Свои камни

Началось экономическое преобразование и власти переключились на кулаков – мироедов. Под эту категорию мирные женщины опять же не попадали. Да тут еще в жизни Аглаи появился Николай.

Он был старше нее на три года, и прибыл в деревню на укрепление местных кадров. Человек он оказался очень мирный. На митингах глотку не драл, а если и говорил, то по существу дела. По профессии он был агроном, да еще с героическим военным прошлым, так что за ним Аглая оказалась, как за каменной стеной.

Вскоре Мария Семеновна получила письмо от Елены и перебралась к ней в Харьков. И Аглая осталась с мужем Николаем в деревне. И до поры вся ее прошлая жизнь поместилась в обширном чемодане, убранном на чердак.

А новая жизнь началась с того, что Николай привез из города саженец яблони, как он сказал невиданного для этих широт сорта. А доктор сказал, что к ноябрю стоит ждать прибавления.

Жизнь в деревне понемногу выправилась, потекла по-новому. Сережку взяли в детский садик при правлении. И Матушка писала, что устроилась на новом месте хорошо, что комната у Елены просторная и от старой жизни у Аглаи остался только чемодан на чердаке.

Часть его содержимого забрала с собой Матушка. Но и того, что осталось хватало. Вечернее правило Аглая читала по старому молитвослову. Когда не удавалось уединится и почитать вслух, читала про себя, просто на память.

Выходила вечером в молодой садик, садилась на лавочку и читала про себя. И утром, собирая Сережку в садик, читала утреннее. А больше ничего и не было. Местные, кто старше, про храм уже и не говорили. Может кто-то и молился самочинно, но вида не показывал. А кто помоложе ходил на лекции, да на собрания.

Аглая тоже ходила, и слышала, что там говорят, но не во все ей верилось. Вроде все было правильно. Все верно, и с примерами, и с достижениями. И было куда приложить ум и к чему приложить руки, работы было много. Было и сердцу, куда прислонится и муж, и сын. А вот душа оставалась невостребованной. Отмененной. И по тому не куда стало ей стремится. И однажды поймав себя на этой мысли Аглая сама удивилась.

Самое ценное, что есть в мире, душа человеческая, оказалась не нужной и оттого становилась негодной. Она вдруг стала ясно видеть это процесс в других, а главное в себе и становилось ей горестно. И тогда поднималась она к своему чемодану и по долгу раздумывала о всех, кто жил рядом.

А потом жизнь снова вовлекала ее в свой водоворот. И надо было работать и заботится о муже и о сыне. Когда однажды Николай застал Аглаю за ее вечерним правилом, не высмеивать и не порицать не стал. Отнёсся с пониманием даже. Только Сергею запретил рассказывать о материнских разговорах в школе. И тут Господь уберег Аглаю и ее близких.

В самой деревне храма не было, а старый отцовский в соседнем селе будучи деревянным обветшал и сам собой скрылся в осиновом молодняке. Кирпича с деревянной церковки было не взять, так что власти просто вынесли внутреннее убранство, вынули решетки и сами окна. Да приспособили под колхозные нужды кованные двери. А стены оставили, мол сам рухнет.

Бывая в центральной усадьбе Аглая всякий раз украдкой смотрела на еще видный среди осиновых крон крест. Но за него она не переживала, а переживала за людей. Она вдруг поняла, что в них стало гаснуть. В лицах односельчан пропал свет. Люди искренне радовались достижениям новой жизни, но не было в их лицах прежнего, света. Какая-то настораживающая серость сменила этот свет. Оказалось, что без этого света вполне можно существовать.

День ото дня отсутствие света в лицах людей стало все больше тревожить Аглаю, потому что на место света не минуемо приходит тьма. И она твердо решила бороться, пока не знала как, но решила точно. Твердо зная, что Господь ее не оставит и направит.

Старый дом стоял на совершенно удивительном основании. Фундамент был кирпичный с осыпавшейся известковой штукатуркой. Его многократно белили и подмазывали, но так и не смогли скрыть добрую причудливость, с которой неведомый каменщик выкладывал углы и своды крошечных отдушин.

А вот плотники не были столь изощренными в своем деле. Венцы подогнали строго, с бескомпромиссной прямотой углов. Рука у них была твердая, глаз верный и каждый взмах топора был по делу. Изящества дому постарался придать столяр, который вырезал кружевные наличники и витиеватые притолоки над крыльцом.

А внутри все было просто. Просто, как бывает в доме, где много лет никого не было. Русская печь, в центре дома треснула и чуть заметно просела, потянув за собой половицы в кухне. А в другой комнате пол, наоборот, пошел волной и одна из дверей не закрывалась.

От прежних хозяев почти ничего не осталось, кроме нескольких тарелок и мелочи в кухонных ящиках. Еще осталось две кровати, покосившийся круглобокий комод с облупившимся лаком, три рассохшихся стула.

Вот, собственно, и все, что было в доме, ну кроме завезенной нами из города и застрявшей в сенях кучи коробок и узлов, ждущих своей участи.