Свои камни

Я сел на сетчатую кровать, покачался на пружинах, кровать натужно скрипнула и звук вязко прокатился по комнате. От угла по стенам и потолку расползалась проводка из перекрученного провода на керамических бочонках изоляторов. С потолка свисала простая лампочка без абажура, выключатель был поворотный.

Я повернул барашек, но свет не загорелся, а потому я не сразу заметил лючок над печкой. В комнату выходила тыльная часть огромной печи, над которой по самому потолку проходила бечевка с когда-то пестрой занавеской

Я приставил стул и заглянул на печь. В лицо пахнуло затхлостью и пылью. Бесцеремонно отодвинув и едва не сорвав занавеску, я пустил свет в спертый полумрак между потолком и печью.

Место оказалось достаточно, чтобы лежать, протянув ноги или стоять на коленях пригнув голову. На печи лежал лоскутный коврик и подушка. Но меня больше интересовал люк.

Я влез на печь и стукнул по люку раскрытой ладонью. И тут же пожалел об этом, облако пыли напрочь забило мне нос и глаза. С минуту я чихал и протирал глаза. Потом собрался с силами и надавил на люк плечом.

Он оказался просто пробкой без петель и, когда я сдвинул люк, он, перекосился и упал на меня. Пришлось постараться, чтобы в пыльной тесноте сбросить его сначала с себя, а потом и с печи.

На чердаке был сумрак, два запыленных оконца едва пропускали дневной свет под двухскатную крышу. Высунувшись из люка по пояс, я включил карманный фонарик. Круг света скользя по чердаку, отбрасывал причудливые тени и скорее мешал, чем помогал, но со временем взгляд привык и я, оттолкнувшись руками, вылез на дощатый настил потолка.

Ничего примечательного на чердаке при беглом рассмотрении я не обнаружил. Какие-то корзины щетинились прутьями. На веревках сухие травяные веники. Ведро с намертво всохшим в него мастерком. Когда-то давно хозяева обмазывали печную трубу и оставили раствор в ведре. Несколько ящиков, некогда сложенные друг на друга свалились на бок и перемешались.

Обойдя печную трубу, я запнулся о мятое жестяное корыто и неловко растянулся на полу чуть не вверх ногами. Под корытом казался небольшой чемоданчик старой работы. Фанерный ящичек, перехваченный кожаными ремешками с окованными уголками. Я посветил фонариком и заметил, что чемоданчик не валяется и именно аккуратно лежит прикрытый старым корытом. Сочтя его достойной внимание находкой я решил рассмотреть его внизу. Подхватил его под мышку и стал пробираться к люку.

Вечер выдался сырой и холодный. Николай вернулся поздно, весь продрогший и разбитый. Зная, что муж будет в поле допоздна, Аглая еще до обеда велела сыну натопить баню.

Стянув с себя сырую рубаху, Николай долго сидел в предбаннике пододвинувшись к печке, то и дело поглядывая сквозь низкое окошко, словно кого-то ждал. Потом отогрелся, осунулся, будто размяк духом и пошел в баню.

Начерпал из котла кипятку, разбавил водой из пузатой скользкой бочки. Вылил на себя, ухнул, потом начерпал еще и снова вылил и так еще раза три-четыре. Плеснул на воды на камни. Отшатнулся от метнувшегося к нему разъяренного облака пара и растянулся на лавке глубоко вдыхая горячий воздух.

Потом словно вдоволь надышавшись принялся тщательно мылится и тереться мочалом. Минут десять он мылился, пока не перестал чувствовать тело как свое. Вокруг скопилась огромная лужа мыльной пены, которая брызнула во все стороны от обрушившейся на нее воды. Николай несколько раз облился горячей водой и замер, откинувшись затылком на стену. Вода стекала сквозь щели в полу, причудливо закручивая мыльные клочья.

На столе дымилась жареная картошка с лисичками и зеленым луком. Но Николай ел сбивчиво, делал паузы, по долгу замирал с пустой вилкой в руке. Из бани он пришел розовый, горячий, словно только что родившийся. В доме пахло печкой и сушеным зверобоем, Сергей зубрил что-то из учебника, Аглая сидела напротив. Было уже очень поздно. Хотелось лечь.

– Глаша, – Николай легко толкнул жену локтем.

– Что, Коля? – оказалось она не спала, а просто тихо лежала, слушая как муж ворочается и сопит.

– Да вот что-то не спится…

– Что-то случилось? – Алая села и подтянула к себе ноги. – Что-то на работе?

– Представляешь, сегодня пришли и забрали Толю Смирнова, ветеринара.

– Как это забрали?

– Вот так, – Николай закинул руки за голову и уставился в потолок. – Пришли трое милиционеров. Прямо в правление и забрали. Посадили на телегу и увезли.

– А что он натворил?

– Говорят устроил падеж скота на Алешкинской ферме. Там три дня назад четыре коровы издохли и телята трехмесячные. Кто-то сказал, что их Толя отравил.

– Как можно?

– Вот и я говорю, как можно, – ответил Николай, поворачиваясь к жене. – Я его давно знаю, он очень хороший парень и работник хороший. За коровками как за детьми ходит. А вдруг такое. Не могу я этого понять.

– А кто же сказал, что это он?