Свой круг

Толстяк в полном восторге тряс ему руку и что-то спрашивал у Сурена на своем языке, тот снисходительно улыбался: «Ни в коем случае, это от чистого сердца, просто мы с Валерием Федоровичем большие друзья!» А вечером вручил стольник, не пожадничал.

Золотову нравилось разыгрывать такие представления, да и Шах был в восторге от его артистических способностей.

— С тобой фармазонить хорошо, — скалил он крепкие белые зубы. — Например, бриллианты найденные продавать. Знаешь этот прием?

И подробно рассказывал, как работающие в паре мошенники по-крупному обирают доверчивых людей. Золотов неодобрительно качал головой и брезгливо морщился.

— Чего кривишься? Все одинаковы! — раздражался Шах. — Каждый занимается чем может!

Золотов был не согласен: бизнес — это одно, а уголовщина — совсем другое. Когда Шахназаров рассказывал про знакомого дельца Семена Федотовича по прозвищу Полковник, свободно оперирующего суммами, которые ему, Сурену, и не снились, Золотов слушал как зачарованный и искренне располагался к собеседнику. Но когда сквозь пристойный облик деловика проглядывала уголовная физиономия Ермолая, Золотов пугался, вспоминал лес, могильный овраг, пистолет и начинал жалеть, что вообще связался с этим человеком.

Все кончилось неожиданно. Шах встретил его утром возле работы, завел в проходной двор, сунул в «дипломат» небольшой, но тяжелый пакет из перехваченной шпагатом газетной бумаги.

— Пусть у тебя побудет пару дней. Если… — Смуглое лицо отливало серым, голос напряженный. — В общем, пусть пока полежит, как в сберкассе, до востребования…

Никому не болтай. Отдашь мне или человеку, которого я пришлю. Да, и еще… — Он пристально посмотрел Золотову в глаза. — Я тебя не предупреждаю, это и так ясно, но за сохранность отвечаешь головой. Понял?

Золотев кивнул.

— А что случилось, Сурен?

— Да, может, и ничего. Предчувствие у меня скверное. Или просто нервы разгулялись. Ну, я пошел!

Предчувствие не обмануло Шаха — в ту же ночь его арестовали.

Когда стал известен приговор, Золотов развернул пакет. Он знал, что в нем, но хотел убедиться, насколько велик капитал, волею судьбы попавший к нему на целых восемь лет. Капитал оказался значительным, и он позволил себе запустить в него руку, позаимствовать на время малую толику. Раз, другой, третий… Азартно поиграл на скачках, погудел с восхищенной его щедростью компанией в лучших ресторанах, где улыбчивые знакомые официантки, не особенно скрываясь, обсчитывали самым наглым образом, но изображали такое внимание и почтение к дорогому гостю, что еще получали щедрые чаевые.

Хотел заполнить выпивкой и закусками погреба баркентины «Кейф», но решил пересчитать казну и обнаружил, что спустил уже много. Пришлось остановиться, задуматься. Ничего страшного, восемь лет — долгий срок, все можно возместить. Но вдруг уже завтра в дверь постучит человек от Шаха? Или, чего доброго, он сам?!

Страх заставил вернуться к мысли о Деле. Он придумал сложную многоходовую комбинацию, которая могла поправить положение, вернуть утраченное и принести немалый доход. Но… Только в том случае, если каждый участник сработает точно, умело, четко.

Началось самое трудное. Упрямо не давался в руки Федя, уходила из-под влияния Марочникова, даже Вершикова время от времени пыталась бунтовать… Чтобы держать их в повиновении, приходилось все время изобретать новые способы, что-то придумывать, постоянно плести интриги. Это раздражало, возбуждало глухую, затаенную злобу…

Прямо над ухом послышалось надрывное жужжание. Золотов открыл глаза. В толстой, геометрически правильной паутине отчаянно билась большая навозная муха. Видать, погналась за запутавшейся здесь же мошкой. Едят мухи мошкару? Впрочем, теперь она сама попадет на обед… Ишь как дергается… Чувствует что-то, соображает…

Или просто инстинкт? А где же хозяин?

Паук не спеша спускался из левого верхнего угла сложной ажурной конструкции.

Желто-коричневого цвета с белым крестом на жирной спине. Огромный: между кончиками передних и задних лап не меньше трех сантиметров. Мерзость!

Все как в жизни! Муха гонится за мошкой, паук сжирает муху. А есть кто-то еще более сильный и могущественный.

Он подобрал сухую, с палец толщиной ветку и сильно ударил, размозжив крестовика и сорвав паутину. Вот и все.

Он засмеялся над собой. Глупо! Ну а ты, Валерка, кто: мошка, муха или паук?

Крутишься, ловчишь, старательно плетешь хитроумную паутину, опутывая тех, кто тебе нужен. Но и сам запутан в еще более крепкой и липкой, дрожишь, прислушиваясь к ее подергиванию, потому что есть пауки крупнее, сильнее и опаснее. А еще есть люди, которые могут разорить паучиные гнезда, разорвать все их сети, а самих посадить в банку и отправить куда-нибудь далеко-далеко на север, где они — и большие, и маленькие, опасные и не очень, будут заниматься непривычным для себя делом: валить лес, пилить дрова, дробить камни.

Черт возьми, те же самые мысли! Вот тебе и расслабился, отдохнул, отвлекся! Но, в общем, день прошел хорошо, одновременно сделано несколько дел. Осталось кое-что подшлифовать.