— Я сяду, — сказал Легро и опустился в кресло. — Я буду краток, я не люблю болтунов. Скажите, пожалуйста, — вот вы, увидевший так много, что даже ученые люди поражаются, вот вы, учитель и воспитатель наших детей, вы, умный и добрый человек, когда-нибудь хоть на одну секунду приходила ли вам в голову такая мысль: как будут жить на Земле люди? Лет этак через сорок, пятьдесят? Вы забирались глубоко под землю, опускались на дно океана, поднимались за облака, да что за облака — на Луну летали! И неужели ни разу в жизни вам не хотелось пофантазировать о приложении всей вашей техники для устройства хорошей жизни здесь, на Земле! Для тех, конечно, кто трудится.
Жюль Верн улыбнулся:
— А, вы вот о чем! Ну что ж, мои герои в «Таинственном острове», если помните, делают все сами и все для себя. Мне приходили в голову те мысли, о которых…
— Вот, вот, — горячо перебил Легро, — все сами и все для себя! Но если вы придумали такую историю, то без труда можете придумать и другую. И эта новая история будет происходить не на острове, а на большом пространстве, в большом государстве, где много миллионов людей. Вот! Такие же Сайрэсы Смиты будут трудиться для себя!
— Когда-нибудь так и будет, — спокойно произнес Жюль Верн. — Наука освободит человека, и он почувствует себя счастливым.
— Наука? — с жаром воскликнул Легро. — Какая наука, дорогой Жюль Верн? География? Астрономия? Физика? Химия? Ха-ха! Ради бога, простите меня, дурака!
— Вы хороший, дальновидный человек, — ласково проводя по руке своего гостя, сказал Жюль Верн. — Будем уповать на будущее и неустанно трудиться.
— Я ждал, что вы скажете: и бороться, — шепотом добавил Легро. — Да, и бороться. И за будущее и за эту науку. Чтобы она не оказалась в руках наших угнетателей. О мой дорогой Жюль Верн! Вы могли бы зажечь в нас большой огонь, большую веру. Вас любят, вас слушают, вас знает весь мир. Кстати, Анатоль Франс горячо вступился за ткачей; вы, наверное, читали его статью?
— Статью Анатоля Франса? — морща лоб, спросил Жюль Верн. — Гм… Мне прочтут ее, непременно прочтут, я напомню. О чем же пишет Франс в своей статье?
— О богатых и бедных, о том, что наше общество должно подумать и решить кое-какие очень важные вопросы. Анатоль Франс напомнил мне некоторые страницы Гюго…
— О, Гюго!.. — взволнованно произнес Жюль Верн, и в глазах его блеснуло молниевидное пламя; Полю Легро показалось, что собеседник его вдруг прозрел при одном упоминании имени великого писателя. — Гюго!.. — повторил Жюль Верн с нежностью и грустью. — Мне не забыть того дня, когда Гюго возвратился из изгнания, — я пробрался сквозь толпу и кинул алую розу под ноги лошади, впряженной в коляску, которая… Гюго стоял, и по лицу его катились слезы, а толпа…
— В этой толпе был и я, — светло улыбнувшись, сказал Легро. — Великий Гюго воспитал во мне гнев против угнетателей. Когда я читал его «Человека, который смеется», мне невольно вспоминался ваш капитан Немо. «Труженики моря» — тоже родня вашим героям.
— Что-то, значит, сделал и я… — не то спросил, не то подтвердил Жюль Верн и успокоенно продолжал: — В меру знаний и сил моих, понимания и желания служить будущему, я тоже с вами, друг мой… Мы начали, за нами придут другие, они будут сильнее и зорче нас, они поправят там, где мы ошибались, и, может быть, скажут, что мы жили и работали не напрасно.
— Они это скажут, непременно скажут! — убежденно проговорил Легро и осторожно коснулся руки Жюля Верна, крепко прижатой к груди. — Я утомил вас, простите!
— Это очень хорошее утомление, — растроганно произнес Жюль Верн. — Я прошу вас остаться у меня еще на один день, мы поговорим, вспомним прошлое; а сейчас не угодно ли пройтись по улицам Амьена со слепым стариком? Я хочу поразмять мои старые кости. Возьмите меня под руку, вот так. Ваш сын, — он здесь, с нами?
— Мальчишка куда-то выбежал, у него свои дела, дорогой Жюль Верн. Он счастлив, что повидал вас. О, сколько разговоров будет, когда мы вернемся домой! Держу пари, — ему никто не поверит, что он собственными глазами видел Жюля Верна, никто! Да и мне тоже…
Писатель и ткач вышли из дома. Закатывалось солнце, в маленьком городе было тихо, как на окраине деревни. Жюль Верн шел, опираясь на руку Легро, и ткач был горд и счастлив, ему хотелось говорить о себе и своих друзьях, о людях и книгах, которые с детства учили его борьбе и вере в будущее.
— Сыну своему передайте те мысли, которые поведали мне, — сказал Жюль Верн, внезапно останавливаясь. — Ему придется жить в обществе, готовом к тому, чтобы, с одной стороны, воспользоваться величайшими открытиями и изобретениями, с другой стороны, уже и сегодня готовом к тому, чтобы употребить все эти открытия во зло. Но я верю в торжество науки, в конечную победу разума. Гюго… — вдруг снова вспомнил он это имя. — Я любил этого человека и его книги, я сознательно подражал ему, он учил меня той грамоте, которую не преподают в школе. Гюго…