Свои по сердцу

Принесли заказной пакет с пятью печатями. Жюль Верн попросил сломать печати и прочесть некую важную бумагу. Онорина развернула вчетверо сложенный, толстый, с золотым обрезом лист пергамента. В левом верхнем углу напечатано: «Франция. Министерство финансов. Канцелярия министра. Париж. 8 февраля 1898 г. № 4-Л». Жюль Верн в шутку заметил, что министр финансов, надо полагать, обращается к нему с просьбой о долгосрочном займе в размере двух миллионов из шести процентов годовых.

— Сдеру с него десять, — сказал Жюль Верн. — Читай, Онорина. Я весь нетерпение и чего-то побаиваюсь…

Онорина объявила, что на бумаге только пять слов, не считая подписи.

— Чьей подписи?

— Министра финансов. Слушай: «Золото Франции поздравляет золотую голову».

— Боже, как плоско! — с брезгливой гримасой произнес Жюль Верн. — Кто же подписал эту бумагу?

— Раймонд Пуанкаре. О, если бы ты видел эту подпись! Каждая буква выпячивает живот, а последняя держит в руке огромный пистолет! Это у него такой росчерк!

Жюль Верн стал вслух припоминать: «Пуанкаре… Адвокат… Красноречивая бестия, не имевшая ни одного поражения в своей практике. Воинственно настроенный злой человек, карьерист и пройдоха. Подумать только, — он министр финансов! Пройдет немного времени — и, глядишь, в премьеры вылезет! Как это он написал: „Золото Франции поздравляет золотую голову“… Ну, а сам-то он не хочет поздравить? Или плохого мнения о своей голове?»

Стук в дверь и одновременно голос слуги:

— Школьники из Парижа, месье!

— Много? — спросила Онорина.

— Сто человек, мадам! Они непременно хотят видеть месье, чтобы пожать ему руку.

Школьников впустили в кабинет. Они образовали длинную очередь; каждые мальчик и девочка, подходя к Жюлю Верну, низко кланялись и пожимали теплую, сухую руку, а уходя, вытянутые руки свои несли, как драгоценность.

— Добрый! Улыбается! Шутит! — сообщали удостоившиеся рукопожатия своим товарищам, стоявшим в очереди на лестнице. — Какие мы дураки — забыли попросить автограф!..

— А даст?

— Непременно даст! Проси! Пусть напишет два: тебе и мне.

— Вставай в очередь! Поздравь еще раз!

— Хорошо Франсуа: он догадался взять с собою книгу…

Школьники ушли, и вслед за ними прибыли студенты. Потом потянулась очередь рабочих типографии при издательстве Этцеля-сына, заменившего умершего отца. В пять вечера Жюль Верн прилег, чтобы отдохнуть до семи.

Поль Легро и его сын Гюстав приехали на следующий день утром, когда Жюлю Верну читали свежие газеты. Высокий, краснощекий, с длинными пушистыми усами, Поль Легро вошел в кабинет писателя и шумно поздоровался:

— А вот и я! Здравствуйте! Наконец-то вижу нашего дорогого Жюля Верна! Пятьдесят лет прожил на свете и вот удостоился! А то все президенты, министры, префекты, судьи, мелкие чиновники! Наконец-то вижу человека, которого люблю и уважаю! Здравствуйте! Здравствуйте!

Жюль Верн приветливо пожал руку гостя, пригласил сесть, но гость был взволнован, — он стоял, вытянувшись по-военному, и не умолкая говорил:

— Я ткач, моя специальность — шелк и гарус; я счастлив видеть вас, Жюль Верн! Вместе со мной приехал мой младший сын Гюстав, лентяй и врунишка. Он глотает по сотне книг в месяц и сейчас стоит за дверью, — если позволите, я позову его, Гюстав, входи! Мальчишка не верит, что вы существуете, он говорит, что Жюль Верн — это вроде Гомера: не то миф, не то божество! Простите, я болтаю, но это от радости. Гюстав, положи пакет на стол. Это, дорогой Жюль Верн, наш подарок — собственноручно связанный для вас жилет синего шелка. Мои товарищи ткачи приветствуют вас, дорогой Жюль Верн!

— Я растроган, мой друг, — проговорил Жюль Верн, прижимая обе руки свои к груди. — Садитесь вот здесь.

Гость опустился в кресло, стоявшее у двери. Его сын — долговязый двенадцатилетний мальчуган — с непомерной жадностью разглядывал писателя, ходил вокруг него и все никак не мог поверить, что вот этот седой, бородатый человек и есть тот Жюль Верн, книгами которого зачитывается не он один и не только товарищи его по школе. Гюстав подошел вплотную к писателю и, воскликнув: «Боже мой!» — ударил себя по бокам и с пристальной растерянностью продолжал вглядываться в того, кто обогатил его детскую фантазию стремлением к подвигу, открытиям, кто научил читателей своих любить науку, привил неутомимую жажду все знать и все уметь.

— Папа! — громко произнес Гюстав. — Он вылитый Филеас Фогг! Папа! Он похож на капитана Гранта! Скажите, пожалуйста, — вы и в самом деле Жюль Верн?

Поль Легро заклокотал от сдерживаемого смеха. Жюль Верн рассмеялся, дважды утвердительно кивнув головой.

— Самый настоящий? — спросил мальчик. — Тот самый, который «Таинственный остров»? и с Земли на Луну?.. Вы только не сердитесь, — скажите, зачем вы так сделали, что капитан Немо погиб?

— Капитан Немо не погиб, он жив, — серьезно, как взрослому, ответил Жюль Верн. — Он погиб только в книге, в жизни капитан Немо не может погибнуть. И, кстати, жив Паганель, — недавно он, по рассеянности, женился. Просил кланяться тебе.