В июле 1941 года, 13 или 14 числа, раввин Эфраим Зар вышел из своей квартиры на улице Шопена и свернул на улицу Пилимо. В тот день белоповязочники искали раввинов, которых узнавали по бородам, и забирали их. Забрали и Эфраима. Увезли. Говорят, что в Лукишки, однако мы искали его фамилию в тюремной книге Лукишкской тюрьмы, которая хранится в Центральном государственном архиве, и не встретили ее. Скорее всего, Эфраима Зара с улицы Пилимо увезли прямо в Панеряй и там расстреляли вместе с первыми обреченными на смерть вильнюсскими евреями. В дневнике Казимежа Саковича записано, что расстрелы в Панеряе начались 11 июля. Следом за Эфраимом несколько дней или недель спустя в Панеряй, только, может быть, уже в другую яму, прибыла и его семья: жена Бейла и два их сына – Гирш и Элиягу.
Во дворе дома № 3 по улице Шопена застаем парочку. Дом ремонтируется, здесь трудятся молодой мужчина и женщина, от обоих попахивает. На руках у женщины – девочка нескольких месяцев от роду. Они устроят, чтобы нас пустили в подъезд. Кому-то звонят, договариваются. Наконец через окно лестничной клетки высовывает голову какой-то дядька. Злобно смотрит на Зуроффа. “Чего ему здесь надо?” Говорим – человек приехал из Израиля, хочет посмотреть, где жил брат его деда, убитый в Панеряе. “Врет, – говорит мужчина. – Не того ему надо. Я его знаю, видел по телевизору”. Некоторое время поупиравшись, он все-таки впускает нас в подъезд, где на четвертом этаже находится квартира № 19. Мужчина стоит рядом с нами, злобно бубнит: “Пусть не рассказывает, не было здесь никакого деда и никакого брата. Чего он тут ищет?”
Выйдя из подъезда, хотим отблагодарить парочку с малышкой. “Может быть, купить что-нибудь вашей дочурке?” – “Я не знаю, что она ест, – говорит мать. – Мы ее только забрали из детского дома, не знаем, что и давать. Ее у нас отняли, когда дом сгорел, и теперь дали только на выходные. Может, памперсов купите?”
Последний объект путешествия – Панеряй. Здесь семью раввина Эфраима Зара ждала пуля Особого отряда в голову и полная трупов яма.
Панеряйский музей – всего один домик, всего одна большая комната. На стенах комнаты несколько еврейских фамилий, почему-то всего несколько из семидесяти тысяч убитых здесь. Несколько десятков фотографий, на одних – евреи, на других – поляки, и еще советские военнопленные и погибшие здесь литовцы. Почему-то на экране крутят фильм про японского дипломата Сугихару. Плата за вход в домик – три евро.
Никак не обозначена и дорога, по которой приводили и привозили обреченных на смерть. Спрашиваем людей у магазина, может, кто знает. Нет, никто не знает. Никто не говорит по-литовски. Идите, говорят, там есть мама Риал, там и спрашивайте. В каком доме живет эта мама Риал? Нет, не мама Риал, а мамариал. А, мемориал… Наконец у гида мемориала все и выясняем. Дорога смертников, оказывается, совсем не та, по которой теперь приезжают в Панеряй. Она идет сбоку от железной дороги. А на каком месте стояла будка железнодорожника Янковского? Где был дом Саковича, из которого он, спрятавшись, видел совершавшиеся совсем рядом убийства? Где был двор Сенюца, из которого страшная сука Мышка вечерами прибегала к яме и ела тела убитых, а однажды утром, вернувшись, притащила кишки?
Домов здесь всего четыре. Идем от одного к другому. Некоторые – нежилые развалюхи, другие уже отремонтированы. Людей нигде нет. Лают собаки. У самых ворот бывшей “базы” стоит разрушенный сарай. Из него выходит большой черный пес. Не лает. Медленно идет к нам, за ним волочится цепь. Пес останавливается. Смотрит на нас, смотрит очень странно, словно сквозь нас, не видя. Глаза голубые, без зрачков. Пес слепой. Черный пес панеряйского ада. Мы оба подумали об одном и том же.
Наше путешествие закончено.
Белоруссия / Райсн
Могу ли я закончить книгу главой про Панеряй? И да, и нет. Не дают покоя приведенные в этой книге свидетельства двух бойцов батальона Антанаса Импулявичюса. Свидетельства тех, кого в 1941 году послали из Литвы в Белоруссию. Откомандировали убивать. Уезжая, они, как и остальные 475 бойцов батальона Импулявичюса, не знали, что до весны 1942 года они в пятнадцати местах убьют больше пятнадцати тысяч человек.
Мы должны туда съездить. Враг, который никогда не был в Белоруссии, тоже поедет.
Отправляемся по следам рассказа Юозаса Алексинаса. В городок Дукора.
Бойцы Импулявичюса, которых 6 октября торжественно провожали в Каунасе (“Везде и всегда показывайте себя достойными благородного имени литовского воина, ибо вы представляете весь литовский народ”), 8 октября уже были в Дукоре, маленьком городке в сорока километрах от Минска. Там всего две улицы.