4-го, в “день страшного суда”, в воскресенье […] будто гром грянуло известие: евреев поездами должны привезти на запасной путь и расстрелять. […][115]
Всего расстреливают 11 партий, и около 11 часов все стихает. В самом деле? Ну да! Потому что в поезде никого не осталось, и прибыл локомотив, чтобы его забрать.
А из всего имущества убитых, перед тем выгруженного из вагонов на землю, вырастает словно исполинская гора вещей и продуктов. Подушки, тюфяки, детские коляски, всякие корзины, чемоданы, кухонная посуда, мешки с картошкой, которых больше всего, буханки хлеба, одежда – все вперемешку.
Как выяснилось, с 7 до 11 часов расстреляли 49 вагонов людей. […]
И это еще не конец.
На вокзал прибыл новый поезд с жертвами. […]
Литовцы двумя рядами идут за новыми жертвами. Несколько минут спустя гремит много выстрелов, перед домом Чесника бежит еврей, молодой, крепкого сложения, следом за ним – полицейский офицер, звучит выстрел, еврей начинает хромать, литовец догоняет его у заграждения, тот, уже лежа на земле, с мольбой поднимает руки, литовец что-то говорит, тот кивает и вытаскивает из-за пазухи какой-то черный узелок. Литовец берет его, оглядывает, прячет в карман, еще о чем-то спрашивает, еврей отрицательно качает головой, литовец стреляет почти в упор. Еврей падает. Рядом с убитым лежит ученический билет с фотографией, выданный на имя Юделя Шапиро, сына Беньямина, ученика Швянчёнской средней школы[116]
.1943. V. 29
В Понарах после “дня страшного суда” много кто не пьет некипяченую воду, поскольку боятся, что она с кровью[117]
.Одно из самых страшных свидетельств в дневнике Саковича – история о понарской собаке, ее я перевела с английского языка.