Свой среди чужих

После того как вселился в отель, я пошел на почту и получил конверт. В письме было только несколько строчек, отпечатанных на пишущей машинке. Местожительство барона и места, где чаще всего его можно увидеть. Письмо уже само по себе являлось знаком, что тот находится в Берне. Просмотрев короткий список, выбрал ресторан, где барон обычно предпочитал обедать. Для посторонних лиц, которые могли наблюдать за нами, встреча должна выглядеть случайной. Встретились два приятеля, которые давно не виделись. До этого мне не приходилось бывать в Берне, поэтому всю вторую половину дня ходил по городу, заодно изучил подходы к ресторану, в котором должна была состояться наша встреча с бароном. Остаток вечера я провел в кафе, находящемся рядом с моей гостиницей. Плотно поужинав, сидя с чашечкой кофе, я долго смотрел, как опускается на город ночь, пока не почувствовал, как внутри меня растаял ледяной комок тревожного напряжения. Впервые за долгое время я не изображал советского студента Костю Звягинцева, а стал, пусть на короткое время, самим собой.

На следующий день я отправился на встречу с бароном. Плана разговора из-за скудности сведений у меня не было, а только наброски, которые дали мне наши аналитики при отправке в Швейцарию. Основным стимулом для его принуждения к работе с советской разведкой должны были стать угрозы. Дескать, он, находясь у партизан, спас свою жизнь тем, что выдал им секретные сведения. Я не считал, что они смогут принудить барона работать с советской разведкой, зато хорошо знал, какие доводы подполковник воспримет в достаточной степени серьезно.

Быстро обежал глазами зал. Народа было немного. Барон не заметил меня, так как прямо сейчас просматривал меню, принесенное официантом. Дождавшись момента, когда тот отпустит официанта, быстро направился в его сторону. Не успел я подойти к столику, как он поднял глаза и замер, увидев меня.

– День добрый, господин барон.

– Вы? Здесь?

– Если разрешите, я присяду, и мы сможем, как культурные люди, поговорить.

Он бросил растерянный взгляд по сторонам, потом неуверенным жестом указал мне на стул:

– Садитесь.

Какое-то время мы сидели и смотрели друг на друга. Я давал ему время оправиться от удивления и начать думать. Насколько мне удалось изучить подполковника, тот был волевым и рассудительным человек, а значит, безрассудных действий от него ждать не приходилось.

– Мне, кажется, я догадываюсь, зачем вы здесь, – наконец сказал барон.

– Знаете, еще две недели тому назад я не знал, что мне придется вас когда-нибудь увидеть. И еще скажу, правда, вы мне сейчас просто не поверите. Я рад предоставленной мне возможности вас видеть.

– А я вас – нет! И это тоже правда! – в глубине его глаз зажглись огоньки гнева.

– В вас сейчас говорят эмоции, а не рассудок.

Барон с минуту испепелял меня взглядом, но потом пару раз глубоко вздохнул и взял себя в руки.

– Интересное начало… Кстати, как мне вас называть?

– Отто Шнитке. Сразу хочу задать вопрос… – начал я говорить, но сразу оборвал фразу, так как подошел официант с салатом и супом для барона. Заказав у него чашку кофе, я продолжил: – Как вы видите себя после окончания войны?

Фон Болен посмотрел на меня, как на сумасшедшего:

– Я вас абсолютно не понимаю. Чего вы от меня хотите?

«Неправильно начал разговор. Надо продумать и сменить направление беседы».

– Разговор у нас не для лишних ушей, поэтому давайте перенесем его на свежий воздух. Вы пока ешьте, а я попью кофе.

Обед барону я явно испортил. Он поковырялся в салате, быстро съел суп, явно не задумываясь над его вкусом, потом быстро выпил кофе. Мы вышли на улицу, а затем, свернув в близлежащий сквер, какое-то время шли по аллее. Постепенно успокоившись, барон первым начал разговор:

– Я человек деловой и поэтому хотел бы сразу внести ясность. Кто вы, мне известно, а вот зачем я вам – не понимаю, поэтому скажу сразу: я весьма далек от планов Генерального штаба. Может, теперь вы расскажете, чем я мог заинтересовать… вашу разведку.

Подполковник был сильным и уверенным в себе человеком. Вот и сейчас, как тогда в партизанском лесу, он снова показал себя настоящим мужчиной, расставив все точки над «i».

– Я все объясню, но для начала хочу задать вам один вопрос личного свойства. Что вы выберете, когда на одной чаше весов будет лежать верность Германии, а на другой – ваше личное благополучие, жизнь ваших дорогих и близких людей?

Фон Болен резко остановился. В глазах – гнев, пальцы сжались в кулаки. Ему очень хотелось кинуть мне в лицо оскорбление, а еще лучше ударить меня, но он сдержался.

– Я был о вас лучшего мнения. Угрожать жизни моих близких… это такая низость, что я даже выразить…

– Бросьте. Никто не собирается им угрожать. Призовите свой разум, барон, обдумайте еще раз, что я вам сказал, а затем попробуйте снова ответить на мой вопрос.