Свой среди чужих

– Мистер Воронцов, а как же…

– У тебя же есть двести долларов. Поедешь домой на такси. Завтра принесешь пять штук и получишь назад ключи. Скажи, это честно?

Хоть я и не был итальянцем – правила жизни итальянцев, особенно сицилийцев, я знал. И они относились ко мне с опасливым уважением, хотя бы потому, что я никогда не учил их, как жить, я играл в том числе и по их правилам.

– Справедливо, мистер Воронцов, – признал наконец Микеле, протягивая ключи.

Я мельком глянул – ключи были от «Триумфа», маленькой и верткой британской машинки. Излюбленная машина для местных плейбоев.

– Как твоя дама, Микеле? Нормально будет, если она поедет на такси, или ты рискуешь потерять ее благорасположение?

– Да пошла она… – выругался здоровяк, растирая запястья, на которых были красные полосы от наручников.

Так-так, интересно…

– Дело твое. Тогда и мы пойдем.

– Куда, мистер Воронцов?

– На выход, куда же еще. Мне не нужны больше здесь драки. Это серьезное мероприятие. Все, пошли. И приведи рубашку в порядок.

Мы вышли из комнаты, которую эти двое все-таки охраняли, я показал им, чтобы и в самом деле шли на посты, делать здесь нечего. Мы же пошли к служебной лестнице, по ней можно было спуститься вниз, к автостоянке и на улицу, где полно такси. Я раздумывал над тем, кто же посмел поднять руку на Микеле Альвари, среднего сына дона Онофрио Альвари, одного из некоронованных королей Нью-Йорка, – видимо, какие-то беспредельщики, возможно, негры. Так получилось, что неподалеку от лестничной клетки, ведущей на служебную лестницу, был еще один выход, для специалистов по клинингу[23], к туалетам. Только поэтому мы и услышали приглушенный крик, который оборвался каким-то глухим хлопком, сильно похожим на тот, с которым захлопывается дверь туалета.

– Мистер Воронцов… – сказал Микеле.

– Я слышал. Держись за мной и не делай глупостей.

Дверь открывается не внутрь, а наружу, к ней пристроен доводчик. Я осторожно открыл ее – и первое, что я увидел, была расшитая золотой нитью дамская сумочка, брошенная на кафельном полу у двери.

Интересно…

Возня была слышна вдалеке, это место не просматривалось от входа. Там были туалетные кабинки, здесь – раковины, зеркала и сушилки для рук. Все новенькое, блестит… Жаль будет, если что…

Так… А этих кто сюда пустил?

Конечно же, это были негры. Кто еще, кроме негров, додумается до такого. После отмены расовых ограничений негры распоясались окончательно, до двух третей мест в учреждениях пробации[24] занимают именно негры; правда, сейчас эта цифра уменьшается с каждым годом – криминальными королями страны все увереннее становятся латиноамериканцы. Но здесь были не латиносы, а именно негры, трое. Довольно прилично одетые, в джинсах, а не в спущенных чуть ли не до колен штанах типа «обосрался и иду»[25], в рубашках, у одного еще жилетка из натуральной кожи поверх рубашки, еще у одного в расстегнутом вороте рубашки видна черная, по горло, водолазка. На всех троих полно золотых украшений – у двоих цепи, еще у двоих проколоты уши и серьги в ушах, а третий держится за свое ухо, и кровь между пальцев видна. Получил по заслугам… нечего женские сережки в уши вдевать. У одного рукава рубашки закатаны и видно золото на руках – массивные золотые часы и браслет. Этими руками он держит девчонку, белую, по виду лет двадцати с небольшим, приличную. Та придушенно трепыхается, но видно, что из последних сил. Употребить ее они еще не успели, но мы появились явно на самом интересном месте.

Это не рэперы, как тут называют мелкое хулиганье, увлекающееся примитивной негритянской музыкой и таскающее на плече дешевый музыкальный плейер-кассетник. Это, похоже, «Черные братья» – негритянская мафия. Агрессивная организация, занимающаяся криминальным бизнесом, ей больше сорока лет – еще когда не отменили ограничения прав чернокожих, она уже существовала. Идеологические предпочтения у черных братьев самые разные – среди них есть агрессивные троцкисты, исламисты, вудуисты[26], анархисты. Эти не вудуисты – вудуисты носят длинные волосы в косичках и золотые перстни или подвески с оскаленным черепом. Возможно, троцкисты или анархисты, в Нью-Йорке таких много.

Негр не смотрел на меня, хотя я шел первым и был старше. Негр смотрел на Микеле.

– Что, сынок, привел на разборки папочку?

– Или – старшего дрю-южка… – протянул еще один негр, ниже всех ростом, по-видимому, самый задиристый.

Микеле не стал в ответ бросаться в драку – правила вбиты в него с детства, он рос в такой семье. Пока старший говорит – младшие молчат. Из этого правила нет исключений.