Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс (сборник)

И тут в дело вступил ОМОН. Они зашли с тыла, кучно повалили через забор, прошив автоматными очередями окна на первом этаже, за которыми никого не было. Посыпались разбитые стекла, уши заложило, в носу защипало. Дым, грохот, отборный мат. Стрелявший со второго этажа даже не успел поменять позицию. «Своих» было гораздо больше. А у тех, что в особняке, один-единственный пистолет против дюжины автоматов. Во всяком случае, больше оттуда не стреляли. За открывшимися наконец воротами он увидел рукопашную: парни в камуфляже заламывали руки двум хрипевшим мужикам. Третий свалился сверху, со второго этажа, и покатился по земле, вопя от боли. К нему тут же кинулись омоновцы, замелькали ноги в пыльных ботинках.

Руслан Свистунов, размахивая пистолетом, кинулся в дому:

– Где он, этот м…?! Кто стрелял?! Где?!

Иван же почувствовал, как подогнулись колени, ноги стали ватными, отошел и медленно опустился на груду валявшихся у крыльца досок. Его мутило, икры ног подрагивали от напряжения, во рту стало сухо. Внутри все еще звенело, сердце выталкивало в артерию кровь, словно осколки: остро, больно. Пусть они сами. Пока сами. А потом уж он.

Тот, что спрыгнул со второго этажа, спасаясь от автоматных очередей, матерился сквозь зубы, держась за сломанную ногу:

– Суки! Болит-и-ит! Доктора! Доктора позовите! Суки, мать вашу…

– В кабинете у следователя тебя подлечат! – скалились мужики в камуфляже, защелкивая стальные браслеты на его руках. – Мукаев тебе теперь доктор! Заказывай, сука, катафалк!

Он вздрогнул. И это было? Следователь Мукаев – пугало для бандитов всего района. Вот, значит, какими были его методы.

– Давай! Встать!

– О-о-о! Нога-а!

– Е! Не на себе ж его тащить! – выругался кто-то.

– Доктора-а-а…

Иван устало поднялся с досок, подошел, вяло бросил:

– Подождите. «Скорую» надо. У него, похоже, закрытый перелом. Я сейчас шину наложу.

Омоновцы переглянулись, потом кто-то сказал:

– А-а-а! Шину! Шину – это дело! Ему бы еще, компресс прописать! – и заржал. Смех тут же подхватили, молчал только следователь Мукаев.

Мужик же внезапно умолк и уставился на него, не моргая. Прошипел с ненавистью:

– С-сука.

– Что? – вздрогнул он. – Вы что сказали?

– Живучий… Я ж тебя по башке саданул. Я думал, что тебе крышка.

– Так это вы меня ударили?

Он с недоумением смотрел на обидчика. Что, это все? Конец? Его враг лежит на земле со сломанной ногой?

– Так это вы меня ударили? – повторил он.

– С-сука!

– Иван Александрович, дозвольте, я ему рот заткну? – тут же вызвался кто-то.

– Отставить.

Он обернулся: кто это сказал? Руслан Свистунов стоял на крыльце, вытирая грязное лицо тыльной стороной ладони, в которой был зажат пистолет. Сплюнул, подошел, убирая оружие за пазуху:

– Рукоприкладство отставить. Так что? Этот тебя бил, Иван? В машину его! И в управление. Всех остальных тоже. Сейчас проведем обыск в присутствии понятых, потом поедем разбираться.

– Надо было не газом тебя накачивать, чтоб память отшибло, а пришить, и точка, – просвистел задержанный. Желтые, волчьи глаза с ненавистью смотрели на Мукаева. – С-сука. Пришить надо было, как я говорил. Не пошли на мокрое. А ты все вспомнил, значит. С-сука.

И тут Иван почувствовал, как расширяется грудная клетка и вверх поднимается пузырь. Так вот же. Все кончено. Финиш. Он нашел. Это тот самый человек. Тот самый. И он рванулся к мужику с волчьими глазами. Никто его не удержал, напротив, стали кругом, стеной. Молчали. Он понял, что сейчас ему дозволено все. Ну давай! Дай волю своим чувствам.

– Ты-ы! Значит, это ты-ы?! Ты это сделал?!

Навалился на лежащего, пальцы потянулись к горлу. Убить.

– Ты-ы!

– О-о-о! Нога-а!

– Кто давал мне газ?! Ты?!

– Нет! Пусти!

– Кто он? В доме? Где?

– Нога-а-а… Дышать нечем… Сука… Пусти…

Лежащий на земле уже задыхался. Но пальцы следователя Мукаева вдруг разжались. Это не он. Не он давал газ. У них есть главный. Распоряжение отдавал он. А это всего лишь исполнитель. Шестерка. Отшвырнул желтоглазого, вскочил и кинулся к дому, но натолкнулся на капитана Свистунова. Тот преградил ему путь, положил тяжелую руку на плечо:

– Ладно, Ваня, остынь.

– С дороги!!! Не смей мне мешать!

– Ну хочешь задушить их всех, так задуши! А лучше расстреляй. Выведи во двор, выстрой в шеренгу. Пистолет дать? Оформим как при попытке к бегству. Ты ж за этим сюда пришел. За трупами.

– Они не с тобой это сделали! Не с тобой!

– Зайдем в дом.

Свистунов легонько подтолкнул его к дверям, омоновцам, обернувшись, сказал:

– Везите в управление. Мы скоро подъедем.

Потом положил руку на его плечо, сжал сильно, так, что Иван почувствовал боль, и тихо сказал:

– Не стоит. Не сейчас. Давай, Ваня, дыши ровнее. Иди вперед и дыши.

Он чувствовал, что Руслан держит крепко, и напрягся, борясь с пузырем. Прав друг детства. Не сейчас. Вошел в холл, огляделся. Здесь он не был. Никогда. Не помнит. Видимо, держали в гараже. Хрипло спросил у Свистунова:

– Всех взяли?

– Кто был в доме – всех. Стрелка тоже. Оружие на экспертизу пойдет. Проверим, кто из него стрелял, когда и в кого… Кроме нас с тобой, – невесело усмехнулся Руслан.

– Ты думаешь, еще кто-то есть?