– Ха! Зоя! Нет, Ваня. Не Зоя, Леся. Они с прокурорской дочкой подружками были, неразлейвода. Прямо как мы с тобой. По соседству жили. Валентина-то Цыпина, конечно, поумнее. Умница, отличница. После школы она в институт поступила, а Леся – на секретарские курсы. Это случилось лет десять назад. Летом. Валентина сдала сессию, приехала к родителям на каникулы, вы прихватили подружку и двинулись за город, на пикник. Ты с ней, как жених с невестой, и при вас подружка Леся. Ее жених, между прочим, был… Ну не важно где. Важно, что поехать с вами он не смог. Втроем вы были.
– Не надо. Не продолжай, – хрипло сказал он.
– Вспомнил, что ли?
– Нет. Мне просто это не нравится.
– Не нравится?! А раньше тебе вопросы этики и морали были по барабану. Потому что там, на природе, ты без всяких угрызений совести поменял свою невесту на невесту лучшего друга.
– Постой… Ты сказал: жених. Так это, выходит, ты?!!
– Ба! А я думал, ты прикидываешься, что ничего не помнишь! Я только пьяный такой добрый, что говорю сейчас об этом с тобой. Пользуйся. Ну не пьяный, не смотри так. Выпивши. Да, я любил ее. Люблю. И если б она только сказала, что ты был с ней груб, что взял ее силой… Если б не клялась, что сама, понимаешь, сама?! В общем, пока Валентина загорала, вы с Лесей пошли в лес за дровами для костра. Какой костер в такую-то жару? Дура! Умная прокурорская дура! Ты ведь Цыпина побаивался. Женился же потом на Зое, которую не любил, и десять лет с ней прожил. Так же и на Валентине бы женился. Ан нет. Закрутило. Не устоял. Понимаю: уж больно она хороша, Леся. В лесочке-то на мягкой травке прокурорская дочка вас с Лесей и застала. И – бегом с ревом. А придя домой, снотворных таблеток наглоталась.
– Умерла?! – испугался он.
– Свят-свят-свят! Что ты, что ты! Откачали!
– А… Цыпин? Узнал? – спросил он пересохшими губами.
– Что? Страшно? И сейчас еще страшно? Да ты и тогда, Ваня, здорово перепугался. Ох и перепугался! Цыпин-то был не то что сейчас. Не добродушный старикан, проблемами замученный. На Зое-то жениться он тебя заставил, когда врачи сказали, что будет двойня. Суровый был мужик. Грозился, что выгонит к чертям следователя Мукаева с волчьим билетом и ты себе в органах места больше не найдешь. А то и сядешь за рукоприкладство. Компромата на тебя у Цыпина полно. Все знают твои методы. А ты вот уже много лет за его широкой спиной прячешься. Если бы не Цыпин – сидеть бы тебе, следователь Мукаев. Это сейчас его болезни доконали, да и устал, конечно. А тогда… Но, похоже, Валентина родителям так и не призналась, из-за чего или из-за кого решила с собой покончить. Историю эту знаем только мы с тобой да Леся с Валентиной. Она отцу сказала, что передумала за тебя замуж. Другого, мол, полюбила.
– Другого? Так она, значит, давно замужем?
– Нет. Одна. Всю жизнь одна. Квартиру получила, живет отдельно от родителей.
– А… дети?
– Детей у нее нет, – отрезал Руслан.
– Не понимаю. А почему же никому не сказала?
– А ты не догадываешься?
– Нет.
– Ну и не стоит прошлое ворошить. А с Лесей у вас всегда было сложно. Любовь любовью, но жениться ты на ней не спешил. Я было к ней: «Вернись, все прощу!» А она заладила: «Хочу Ваню Мукаева». Ну что в тебе такого особенного, скажи?
– Ничего.
– Да теперь уж и я вижу, что ничего. В том смысле, что ничего особенного не осталось.
– Как же я попал к Зое?
– Как ко всем, так и к ней. «Здравствуй». – «Здравствуй». – «Зайдешь?» – «Зайду». – «Выпьешь?» – «Выпью». Посидели, поговорили, школу вспомнили. Дальше уж, Ваня, тебе виднее.
Он вспомнил вдруг Лору: влез в окно, поцелуем зажал рот… А Зоя, наверное, только этого от него и ждала. Долго ждала. Как же он, прежний, должен был на нее разозлиться! За то, что женила на себе! Уж лучше б прокурорская дочка.
– Почему же я тогда на Лесе не женился?
– Кто тебя знает, почему? Ты года три после женитьбы все бегал от нее. Да, видно, так и не убежал. Теперь тренируйся, Ваня, по утрам, тренируйся.
– Глупо получилось.
– Глупо?! Ты это называешь глупо?! – вытаращил осоловевшие глаза Руслан. – Да у скольких людей жизнь пошла не туда, куда надо?! Валентина одна, Леся одна, я… У меня все теперь вроде бы в порядке. Только вот душа… Болит душа. Потому что любовь не цветок, ее не пересадишь из одного горшка в другой. И не вырвешь с корнем, чтобы потом взять да выкинуть, а другую на ее место посадить. Не приживается отчего-то. Хотя… Все проходит. Как Вэри Вэл любит говорить, на Екклесиаста ссылаясь. И мы, менты, Ваня, бываем философами. Значит, не судьба. Значит, все равно меня не любила. В этом смысле я бы тебе даже спасибо сказал…
– Замолчи!
– Что такое?
– Не хочу больше. Ничего не хочу…
Спирт все-таки его достал, хоть и выпил-то немного. Но не привык. Или отвык? С усталости да на пустой желудок… Вот и развезло. Хотелось по-детски расплакаться на плече у друга детства. Как будто не с ним все это было. Ну не мог он так поступить! Ни с Валентиной, ни с Лесей, ни с Русланом. Не мог!
– Плохо мне, Свисток. Ох как плохо! – пожаловался он.