Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс (сборник)

И опять долгая пауза. Господи, о чем он думает?! Время идет! Должно быть, в ее глазах было такое отчаяние, что у него во взгляде что-то дрогнуло.

– Ну-ну, – сказал он. – Хватит, Жанна. Не плачь.

– Я и не собираюсь плакать. – Она пришла наконец в себя и теперь говорила быстро, без остановки: – Сережа, нам надо продать дом.

– Зачем?

– Нужно нанять адвоката.

– Мне не надо.

– Ну какой же ты злой! – Слова наконец нашлись. – Ему не надо! А ты не думаешь о нас? О Матрене Архиповне, о детях? Обо мне? Да кто я тебе? Сказала, что невеста. А тебе наплевать! Не смей здесь умирать! Слышишь? Только попробуй! О чем ты думаешь? О ней? Не смей! Я тут бьюсь, бьюсь, а он самоедством занимается! Тоже мне мужчина!

Жанна и в самом деле разозлилась. Ишь ты, помирать он собрался! А на кого все оставил? Дом, детей, тещу, которой за семьдесят уже перевалило! Не сегодня завтра начнутся болезни, кто ее будет по врачам водить? Сидеть легко. Умирать легко. И в позу встать легко. А легко ли остаться на воле, смотреть в глаза соседям, знакомым, его детям, легко ли сомневаться, было или не было, убил или не убивал? Да, не убивал! Несправедливо обвинили! У него есть право на всех обижаться, есть право сидеть вот так и молчать. А ей что делать?

– Сергей, очнись! Мне нужны деньги. Твоей семье требуются деньги. Много денег. Где бумаги на дом? Как его продать?

– Не надо продавать дом. – Слава богу, он заговорил! Жанна вздохнула с облегчением. Потом услышала: – Есть счет в банке.

– Какой счет?

– Наш. Мой и… жены. Она же за все платила. Незадолго до смерти она доверила мне право распоряжаться вкладом наравне с ней. Это заверено и подтверждено нашими подписями. Последнее время все ее гонорары поступали туда, на счет. И проценты от продажи последнего альбома. Там должно быть много денег. Я поклялся себе ничего не брать. Ни рубля.

– Возьмешь, – жестко сказала Жанна. – Завещание есть? Ведь она могла оставить эти деньги кому угодно!

– Могла. И все время грозилась, что это сделает. Какие-то бездомные дети. Или детские дома. Или третье лицо. Возможно, есть завещание. Но его до сих пор не нашли. Все осталось в силе. Деньги теперь мои.

– А где оно могло лежать, это завещание?

– В сейфе, где ж еще? Сабина даже ключ никому не давала.

«Только Владу, – вспомнила Жанна. – Но зачем?»

– И что теперь с этими деньгами?

– Я могу их взять.

– Вот и сделай это.

– Хорошо, – согласился он. – Сберкнижка в комнате у Лары. Тайник за книжной полкой. Снимешь несколько книг из середины, и…

– И ты до сих пор молчал?! И почему у Лары? Она знала о счете?

– Ну, если бы не знала, не стала бы так меня домогаться, – усмехнулся Сабуров. – Чтобы я мог взять деньги, надо для начала добиться освобождения под залог. Поговори с адвокатом.

– Ну, наконец-то! Хоть одна здравая мысль!

Жанна поняла, что время свидания окончено. И тут же им об этом напомнили. Ну, вот и все!

– Сережа!

Он встал, привычным жестом заложил руки за спину. Жанна поняла, что это все. Сейчас уйдет.

– Подожди! Я что-то забыла.

– Ну что?

– Никак не могу вспомнить.

Он ждал, охранник тоже ждал. А время утекало так стремительно, что она думала только об этих тающих секундах, ни о чем другом. И никак не могла сосредоточиться.

– Сережа…

– Что?

– Никак не могу вспомнить.

– Сабуров, на выход!

– Не уходи…

– Привет всем передавай.

– Не уходи. Нет!

– Ты соображаешь, что говоришь? – усмехнулся он.

– Хоть поцелуй на прощание, – опомнилась она. Может, сейчас вспомнит?

Обнялись неловко. От него исходил какой-то чужой, неприятный запах. Его губы ткнулись в ее щеку. Холодные. Жесткие. Господи, когда это они были розовые и пухлые, как у младенца? Ведь ей же до смерти хотелось его поцеловать! Еще тогда! Как же так?! И в совершенной панике она отчаянно сказала:

– Все равно. Как хочешь, но я тебя буду ждать.

И все. Его увели, и она тут же начала себя ругать. Дура! Сто раз «Сережа», и ни слова о главном! А что главное? Что?!.

…Все это время он не мог избавиться от наваждения. В ушах беспрерывно звучало:

Мы с тобою на краю – в раю…

Вот она сидит, эта девочка, смотрит на него такими глазами, что становится страшно. Как там они? Справляются? Надо было думать раньше. И о ней тоже. Попался, как дурак!

Ночь пройдет, и новый день – в тень…

Точно! А куда еще? Только во время сна и можно забыться. Там, где ночь, теперь свет, а где день – тень. Маша, Маша, откуда ты это знала? Ну, откуда?!

Ведь у нас один палач – плач…

Как она может не плакать? Ведь столько на нее свалилось!

И в награду вполцены – сны…

Разумеется! Она ему сегодня приснится! Обязательно! Ее испуганные глаза, светлые волосы, кудрявая прядь, выбившаяся из прически. Ей надо бежать из его дома. И как можно скорее. Ей-то все это зачем? Ну зачем?!

Уже на пороге в голове бухнуло молотом:

Шаг вперед и шаг назад – в ад…

Да, он идет обратно, в ад. А почему?

Потому что этот рай – край!

И, шагнув вперед, навстречу своему аду, он неожиданно для себя улыбнулся. Словно бы и легче стало! Ну, надо же! Как все просто! Он понял! То, чего при ее жизни никак не мог понять! Наконец-то понял!!.