Своя-чужая война

Проходы вмиг исчезли, закрывая бесполезные теперь стрелометы, а перед моричцами снова была непреступная стена щитов и копий. А уже в следующее мгновение и так пасмурное небо закрылось сотнями оперенных убийц, летящих с соседнего холма и из-за спин «каменнолобых».

Лучников было всего четыре сотни, но с той скоростью, что они выпускали стрелы, казалось, что здесь и сегодня их собралось в несколько раз больше. А спустя еще пару ударов сердца поверх щитов сделали свой залп и гномы, арбалетные болты которых внесли свою лепту в истребление противника.

Едва выстроенный строй нападающих стал снова распадаться.

А потом задрожала земля – в бой устремился всесокрушающий клин боевых туров, за которым последовали конные урукхаи, вытаскивающие из ножен свои тяжелые сабли. Если во время атаки рыцарской конницы земля дрожала, то теперь она тряслась так, будто сами боги приложили к этому свои руки. За несколько мгновений до того, как туры врубились в дезорганизованные ряды моричцев, на них перестали сыпаться стрелы. И вскоре крики боли и ярости, что раздавались с их стороны, сменились ором ужаса и паники. Даже проверенные не в одном сражении ветераны не могли спокойно смотреть, как на них накатывается безжалостная всесокрушающая волна княжеских воинов.

Грозные быки с налитыми кровью глазами тяжелым катком покатились через позиции нападающих, цепляя железными наконечниками своих устрашающих рогов встречающихся на их пути бойцов. Некоторые так и оставались висеть на них тряпичными куклами, когда рога застревали в доспехе. Многих они просто сшибали на землю, а потом втаптывали в нее своими раздвоенными копытами.

Длинные пики наездников тоже собирали свою долю этой кровавой жатвы. Когда же всадники выпускали из рук застрявшие в телах врагов копья, то хватились за клинки и старались, чтобы и они успели хлебнуть теплой человеческой крови. За спинами быков все превращалось в мешанину из человеческой плоти, грязи, раздробленных костей, покореженных доспехов, сломанных древков пик и крови. Следующим за турами конным урукхаям оставалось только разваливать пополам своими тяжелыми саблями обезумевших бойцов или одним ударом снимать с их плеч головы, довершая начатое их товарищами. Больше не существовало войска герцогства Морич, была лишь испуганная толпа разумных, разворачивающаяся вспять и бегством старающаяся спасти свои жизни.

– Дарина? – повернулся к княжне Атей.

Девушка кивнула и вышла чуть вперед. Короткая фраза, пасс руками, и перед бегущими в сторону брода вражескими воинами вырастает огненная стена в несколько сот шагов шириной и высотой в городскую стену того же Урьяка. Сама же Дарина, выплеснув из себя всю свою Силу, кулем падает на траву, украшая ее малахитовый цвет алыми каплями крови, брызнувшей из носа.

– ПИТ? – взревел Призрак.

– Ничего страшного, ваша светлость, – метнулся к девушке магистр, принимая ее тело в свои руки. – Перенапряглась. Много Силы одномоментно выплеснула, – и чуть слышно добавил: – Дурочка.

– Не дурочка, а дура набитая, – поправил услышавший его князь. – Присмотри за ней.

Атей снова развернулся в сторону распадка.

Стена огня стала последней каплей, переполнившей сосуд храбрости моричцев. Люди падали на колени и умоляли о пощаде. Единственными, кто еще хоть как-то сопротивлялся, были гвардейцы (и то не все) да самые стойкие благородные. Не паркетные шаркуны, а те, кто не понаслышке знал, что такое боль, кровь и смерть. Увидев, что пути к отступлению (а вернее, бегству) им теперь закрыты, они стали сбиваться небольшими группами, стараясь дать хоть какой-то организованный отпор. «Каменнолобым» больше не было необходимости взламывать вражеский строй. Его просто не существовало.

– Сурк, снять иллюзию, – скомандовал князь. – Птаха, стяг княжества поднять, – потом повернулся к Катаюн и Палаку и оскалился: – Ну что, повеселимся, детки?

– С удовольствием, родитель, – показала клыки неразлучная парочка, вытаскивая клинки.

«Наконец-то разомнусь», – потянулся рядом Сай.

– Ополчение зазря не резать, да и остальных воинов не надо изводить подчистую, зачем до конца их озлоблять? Мы идем карать, а не истреблять. Граф Каприс должен остаться в живых.

– Папка, а как мы его узнаем? – спросила Тахере, втыкая в землю развевающееся на ветру алое полотнище с княжеским гербом.

– Рядом с ним будет больше всего боеспособных воинов, красавица, – ответил за князя Щепа. – Вы не ошибетесь.

Гномий хирд снова распался, образуя ровные проходы, и вперед со злобным рычанием устремились «боевые кулаки» вайрон и «летучих мышей», которых поддержали безумные в угаре боя андейцы. Фланги княжеского войска двинулись вперед, охватывая несчастных моричцев. Ловушка захлопнулась, а в ее центре, словно волки в овечьем стаде, безумствовали князь и его воины. Последние не стали зверствовать, как он и приказывал. Они просто сбили остатки моричцев в кучу и предложили им сложить оружие, что те вскоре и сделали.