Своя чужая жена

Его губы накрывают мои. Сложно назвать неожиданный поцелуй чувственным. Потому что это как дотронуться до оголённого провода. Разряд — и удар прямо в сердце.

Втягиваю его язык в рот, отвечая с не меньшим пылом. Но руками мы друг к другу не прикасаемся. Только поглощающее, всеохватывающее чувство чего-то неописуемого, сокровенного обрушивается на нас, окуная в новый водоворот эмоций, захлестывая с головой.

А ведь обещал…

Неожиданно Долохов прерывает поцелуй и отстраняется. Как это ни странно, но мужчина безапелляционно отвечает на мои мысли.

— Я обещал пальцем не трогать. Руками не касаюсь. Так что я своему слову верен.

И тут в его взгляде что-то меняется. В самой глубине. И это что-то неуловимое. На интуитивном уровне я понимаю, что будет дальше.

— Но раз ты сама разрешила…

Он снова обрушивает мощь своего магнетизма и мужественности, накрывая мои губы и втягивая мой язык к себе в рот. Его ладони уже скользят по бёдрам, несдержанно сжимая ягодицы. Я не уловила момент, когда он сел рядом и перетянул меня к себе на колени.

Долохов чувственно прикасается, прижимает к себе, гладит мои ноги. От его коротких поцелуев в шею дрожь бежит по спине, спускаясь до самой поясницы. А я понимаю, что никуда он не делся. Тот самый трепет, который я чувствовала, когда ко мне прикасался этот невероятный, когда-то неудержимо и горячо любимый мужчина.

— Ты же знаешь, что я всегда держу своё слово, да?

Его твёрдый член упирается мне в бедро, а я даже не представляю, настолько велико его напряжение.

— Да. Я надеюсь, и сейчас сдержишь.

Его ладонь ложится на мою шею и чувственно скользит вниз. Сквозь ткань ласкает грудь, сбивая дыхание, пробуждая желание и порочные мысли, воспоминания о нас, тех, какими мы были когда-то…

Ощущаю лёгкое давление на сосок и невесомое скольжение, не получается сдержать чувственный стон, и я даже чуть-чуть выгибаю спину, подаваясь навстречу. И вот, этот обманщик уже задирает край футболки, касаясь белья теплом широкой ладони, дышит мне в ухо. А у меня мурашки бегут по спине, я интуитивно сжимаю бёдра.

— Коль, ну ты же обещал…

Я уже давно ухватилась за его крепкое запястье.

— Да я всё понимаю. Тебе неприятны мои прикосновения, коробит от моих взглядов и слов, — насмехается и делает это открыто, чётко направленно, пытаясь поймать на обмане и пристыдить. — Мы абсолютно чужие друг другу. Тебя совсем ко мне не тянет, а как мужик я тебя вообще не интересую. Ну, ясно же. Когда женщине противны мужские прикосновения, она себя именно так и ведёт: стонет и выгибается навстречу интимным ласкам, да, Алесь? Ты же, как кошка, сама ластишься ко мне, трёшься об меня.

Он жёстко хватает за подбородок свободной рукой и обвинительно смотрит в мои глаза.

— Ты хочешь ещё поспорить на тему равнодушия? — пальцем он чуть отодвигает край трусиков, касаясь моей влаги. А я не свожу взгляд с его искривлённого рта. — Или согласна признать правду?

Я пытаюсь силой сдержать дальнейшие поползновения и попытки мужчины указать на очевидное.

— Я и не отрицаю. Хочу тебя безумно. Просто… Не надо, — голос опускается до шёпота. Я открываю душу, но не знаю, какая будет реакция. Если мужчина настоит на своём, я, скорее всего, сейчас сдамся, это точно. Не смогу ему противится. Но потом буду чувствовать себя ужасно. Я просто буду избегать любого возможного общения. — Ну я не могу так, понимаешь? Я ведь уже завтра пожалею, Коль. Я не могу прыгать из одной постели в другую. Мне просто нужно немного времени. Хоть чуть-чуть.

— Тогда не отталкивай меня. Скажи, как есть. Что тебе нужно разобраться с мужем и со своей жизнью. Но для меня уже есть место рядом и оно никуда не денется. Я смогу это понять и буду знать, чего я жду. А не «просто не надо». «Просто не надо» — это посыл в никуда.

— Мне, правда, нужно разобраться со своей жизнью. У меня там всё слишком запущено. Я не хочу, чтобы мысли о нём пачкали нашу с тобой близость. Душевную, в первую очередь. Но я тебе ничего не обещаю.

— А если он красиво запоёт, и ты надумаешь вернуться? Я уже тебя не отпущу, котёнок. Ты понимаешь?

— Нет-нет, — горестно усмехаюсь, прогоняя мысли о двойном предательстве, — там всё настолько плохо, что уже и разговаривать нет смысла.

— Что, конкретно он лажанулся?

— Да-аа-а… Да, он, — мне сейчас стоит прикусить язык, но на душе настолько тяжело, что не получается вздохнуть полной грудью. Именно поэтому я отталкиваю сейчас Колю. Потому что хочу быть равноправным партнёром, а не хромой бабочкой с поломанными крыльями. — Они с моей мамой любовники. А мой маленький братишка, как оказалось, его сын, представляешь? У нас с ним ничего не получалось столько лет, а там… Всё проверено, и даже документы есть, подтверждающие отцовство. Я сама видела.

Стараюсь произносить ровно. Без лишних эмоций. В принципе, Колю это не должно вообще касаться, но мне так хочется поделиться хоть с кем-нибудь, а он всегда умел слушать.

Лицо Долохова вытягивается в немом удивлении. Он произносит, саркастически растягивая слова:

— И сколько же брату ле-ет?

— Три года.

Долохов присвистывает в ответ: