Своя-чужая жизнь, или Верни мою любовь

Когда Малиновский пребывал в ярости, его бесцветные глаза и вовсе становились стеклянными. В них было страшно смотреть, так как ничего, кроме пустоты, за которой скрылись никому не ведомые демоны, они не выражали. Конечно, еще в них угадывались неприязнь, плавно переходившая в презрение, и гнев, грозивший привести к рукоприкладству, если раздражающий Яна фактор не будет устранен.

– Камер в квартире нет, – продолжил Малиновский. – Дом, к счастью, не под наблюдением. Ушли без проблем. Нам остается дожидаться того момента, когда труп Романова обнаружат. И если мы что-то не учли, уже скоро можно будет ждать в гости полицию. Ты меня слышишь, Вероника? Тебе придется ждать и трястись от страха.

– Не ехидничай, – внезапно показала зубы Вероника. – Приедут – и черт с ним! Меня уже все достало!

– Господи, помилуй! – Малиновский подскочил к Веронике и схватил ее за подбородок. – Раньше об этом нужно было думать! Не сейчас! На время мы сбили полицию со следа, но, знаешь ли, там отнюдь не глупцы работают! Рано или поздно, дорогая, но они доберутся до тебя. Поэтому лучшее, что я могу тебе предложить, – это как можно быстрее свалить из страны. Я ухожу, – обратился он к Рэму и кивком головы указал на женщину: – Справишься?

– Постараюсь. Встретимся завтра.

Закрыв за Малиновским дверь, Рэм вернулся в гостиную и остановился перед Вероникой. Она сбросила туфли и забралась с ногами в кресло.

– Ты похожа на нее, – сказал Рэм, дотронувшись до ее гладких волос, но Вероника отбросила его руку, не разрешая прикасаться к себе.

Он схватил ее за шею, она ударила его в грудь, пытаясь вырваться из крепких объятий.

– Не тронь! – шипела Вероника, яростно сопротивляясь его желанию, но Рэма уже невозможно было остановить.

Подхватив женщину на руки, он понес ее в спальню. Соскучившаяся по ласкам, Вероника немного расслабилась и нежно провела пальцами по его плечам. Рэм остановился, бросив на нее пристальный взгляд, потом, усмехнувшись, поцеловал и ногой открыл дверь в комнату.

Глава 11

– Хочу венских блинчиков, абрикосовых клецок и мясной гуляш с яблочным хреном! – мечтательно проговорила Женя и отодвинула от себя тарелку с куриным бульоном.

– Обязательно в этой последовательности? – засмеялась Анна, покосившись в сторону двери, за которой только что исчезла тетя Фира. – Говори тише, а то обидишь нашего повара. Она и без того не знает, как тебе угодить.

– Мне не нужно угождать. Кроме того, бульончики и салаты готовятся для тебя. Что касается моих вкусов, то их игнорируют. Даже не спрашивают, чего я желаю, – Женя взяла ложку и постучала ею по краю тарелки. – Не могу я ежедневно употреблять это варево. Я хочу есть мясо, потом сладости, потом еще раз мясо! Не наедаюсь я пустыми салатиками, от них только в животе крутит уже через час после употребления. А я не умею терпеть голод, злой становлюсь, раздражительной. Я – лев, понимаешь? Мне нужна плоть!

Анна рассмеялась, поднялась со стула и открыла холодильник.

– Овощи, фрукты, творог, – перечислила она. – Действительно, лишь то, что я люблю. И ничего мясного.

– Может, на какой-нибудь полке колбаса затерялась?

– Увы, даже не знаю, чем тебе помочь.

Анна поправила светлые волосы, упавшие на щеку, и улыбнулась, глядя на подругу. Та вдруг замолчала и протянула руки вперед, прося Анну подойти ближе.

– Я уже привыкла к твоему новому цвету волос, но каждый раз, видя тебя со спины, вздрагиваю. Кажется, что передо мной стоит Вероника. Потом ты оборачиваешься, и я чувствую радость – оттого, что ошиблась.

– Мы не похожи.

– Не похожи, – согласилась Женя. – Ты никогда не поступила бы с ней так, как она с тобой.

Анна отвернулась, не желая видеть на лице Жени выражение сожаления и чувства вины за то, к чему она не имеет отношения.

– Как ты со всем справилась?

– Если бы не мысли о сыне, я уже давно сломалась бы, – ответила Анна.

Она заметила, что щеки Жени стали мокрыми, и осторожно вытерла пальцами следы ее слез. Женя сморщилась и отодвинулась. Как никогда, ей хотелось дать волю эмоциям, но Анна взглядом просила ее не делать этого. Не желая еще больше расстраивать подругу, Женя проглотила рыдания, даже попыталась улыбнуться в ответ, но ее актерское мастерство было не на высоте, поэтому улыбка получилась неискренней и жалкой.

Анна ободряюще потрепала Женю по плечу и сказала:

– Меньше всего мне сейчас нужны вздохи и слезы. Я и так ощущаю себя тряпкой, а тут еще твоя жалость. Невыносимо! Эта ситуация порою кажется мне безвыходной, давит настолько, что хочется умереть. Не могу понять, как такое могло случиться? И почему мои самые любимые люди оказались столь вероломными?

– А я не удивлена. Хотя насчет Романова я могу и ошибаться, но Вероника уже в детстве демонстрировала людям свою подлую сущность. Только ты этого не замечала.

– А ты, значит, все видела и молчала? – усмехнулась Анна. – Знаешь, Субботина, я потеряла слишком много времени. Нужно было избавиться от них еще год тому назад, когда я вышла из больницы.