Своя дорога

 Затем настала очередь Риса.

 – Рис, хочу напомнить, что твои парни наверняка не все столь уж законопослушны. И не все делают только то, что ты им...

 Развить дальше эту примиряющую обе стороны мысль мне не дали, правитель нежити несколько бесцеремонно перебил:

 – Исключено. Неподчинение и обман со стороны моих людей невозможны!

 Великий Ирия! Спрашивается – для кого я старался?!

 Я пожал плечами и съязвил:

 – Кто-то верит женам, кто-то жрецам, кто-то слугам. И все, как правило, обманываются. Вас, Андру, похоже, печальный опыт ничему не научил!

 На самом-то деле... Ведь не из-за великой преданности подданных наш спаситель отрастил себе длинные зубы!

 Однако Андру оказалось не так-то просто смутить.

 – Именно из-за того, что когда-то стал жертвой предательства, я могу поручиться за каждого из этернус.

 Фраза казалась странной только на первый взгляд, а на второй... на второй приходила мысль о клятве на жизнь. То есть, у живых она называлась клятвой на жизнь, а вот как называли ее аналог неживые, я понятия не имел.

 – Вы берете с них клятву? – поинтересовался на всякий случай.

 – Нет, – коротко ответил Андру, – у нас свои секреты. И они не для живых.

 Вот так. Я краем глаза отметил, как снова встрепенулся Рис, и поспешил уточнить:

 – Все вампиры подчиняются вам, князь?

 – Ну, что вы, – усмехнулся правитель нежити, – хотел бы я, чтобы дело обстояло именно так. Но к счастью, или, к сожалению, безграничная власть невозможна ни среди людей, ни среди остальных разумных существ. Я не могу отвечать за всех. Но за невиновность своих этернус – князь сделал упор на последнее слово – поручусь честью дворянина!

 Уже не в первый раз Андру использовал странное слово, говоря о себе или своих подданных. Спросить, что оно означает, не дали, Рис снова бросился в "бой".

 – А не вы ли только несколько часов тому назад сказали нам, что, встретившись с вами в подземелье, люди не выживают?! – продолжал гнуть свое милитес.

 Князь слегка усмехнулся:

 – Ну, допустим, после встречи с вашими людьми в том же подземелье тоже мало кто остается живым. Все мы спасаем свои секреты, как можем, не правда ли? К тому же, детей я там еще ни разу не видел, а вот не особо законопослушных господ – сколько угодно.

 На эту отповедь вампира Лаланн возражать не стал. По-видимому, тот сказал правду.

 Я воспользовался молчанием земляка и поспешил закончить дебаты:

 – Тогда давайте вернемся к насущным заботам. Князь, вы ведь не только подкрепиться наверх ходили?

 Андру вздохнул:

 – Я видел в небе пару больших птиц, так что выйти получится, только когда стемнеет. Но дожидаться, пока улицы полностью опустеют, тоже не советую. Мои люди сюда уже не вернутся – незачем привлекать к нашему укрытию лишнее внимание. Они рассредоточатся по ближайшим улицам и приглядят незаметно. И за нами и за нашими врагами.

 – Будем держаться в пределах видимости, но не рядом. Впереди пойдет Рис, он покажет дорогу. Остальные – за ним, группами. Выйдем, как только начнет смеркаться, – подвел я итог, выглянув в окно.

 Солнце в Сырте садилось за реку, окрашивая весь западный склон городского холма в оранжевые тона, а реку превращая в жидкое пламя. И сейчас огненный диск уже коснулся краем тонкой полоски леса на том берегу.

 Ждать осталось недолго.

 Мы вышли на улицу в час летучей мыши. Так в Сырте называли время, когда в небе появляются первые ночные летуньи. Солнце уже скрылось, но его исчезнувшие лучи все еще подсвечивали небо. Мир потерял четкие очертания и краски, готовясь измениться к ночи.

 В детстве мне казалось, вечером земля начинает переползать под другое небо, в другой мир, древний, страшный и бесконечно притягательный. Я боялся и одновременно ждал этого мгновения. Мне всегда хотелось стать частью ночного мира. Наверное, потому, что дневной в Дюсанге Лирое не особенно нуждался.

 Увлекшись воспоминаниями, я невольно прибавил шагу, и локоть тотчас схватили тонкие сильные пальцы – Эрхена не дала мне убежать вперед. Девчонка упорно держалась рядом. Я пытался пристроить ее в компанию к Лаланну, но не преуспел в этом деле: стоило отвлечься, и певунья оказывалась у меня под боком. При этом вид у нее был воинственный: по-моему, девчонка примеряла на себя роль моего оруженосца.

 У меня ее упорство не вызывало ничего, кроме досады: плохо, когда женщины берут на себя мужские дела. Хватит одного зачарованного могильника за спиной. Но Танита хоть по сущности своей была воительницей, эта же... белка бесхвостая, куда лезет?

 Я снова покосился на худосочную певунью, и она, перехватив мой взгляд, неожиданно улыбнулась: радостно, бесхитростно и доверчиво, как родному. И от этого взгляда меня оторопь взяла – наверное, в жизни бедной девочки было мало хорошего, раз радуется случайному спутнику.

 Стало не по себе – не привык я к таким взглядам. Ни к чему они, совсем ни к чему. Не могу я дать больше, чем имею за душой... не особо светлой душой.