Своя дорога

– Что, сил не хватит?

– Нет, просто пока первое проклятие не уничтожено, второе не родится.

Оборотень поднялся, потер пальцами покрасневшие от бессонницы глаза и зевнул:

– Я посплю немного, ладно?

Я кивнул, подхватил котелок и пошел за водой. Пора было готовить завтрак для этого сонного царства.

Болотного цвета глаза моргнули, облепленная светло-зеленой ряской голова ушла под воду, оставив за собой расходящиеся во все стороны круги.

Я проследил за рябью. С высокого берега хорошо было видно, как движется под водой продолговатое белесое тело с длинным гибким хвостом.

Охотник… Наверное, ночью не удалось добыть свежего мяса, раз водяной народ не ушел с рассветом на дно. Странно, вчера я хорошо слышал, как в тростнике гоготали дикие гуси. Птица эта хотя и осторожная, но шансов ускользнуть из рук подводного жителя у нее нет.

Постояв еще немного и убедившись, что в воде никто не таится, я снял сапоги, закатал штаны повыше, спрыгнул с откоса и зашел в реку по колено, надеясь зачерпнуть чистой воды с глубины. Лучше, конечно, набрать родниковой, но ближайший подземный ключ отсюда на расстоянии в полдня пути.

Прозрачная, чуть коричневатая от просвечивающего дна вода, отразившая в своей спокойной глади дерево с замершим на ее ветвях водяным охотником, стала моей спасительницей. Я увидел движение краем глаза и ушел в сторону, а в то место, где только что стоял, вонзился длинный острый гарпун. И в тот же миг уже со стороны реки на меня обрушился тяжелый чешуйчатый хвост, норовя сбить с ног. Его хозяин, тот самый, что пялился из-под топляка несколькими минутами раньше, вынырнул из омута фактически прямо у меня перед ногами.

Вот зараза! Чума его забери! И меч, как назло, остался на берегу!

От второго удара я увернуться не смог, полетел в воду и поднял кучу брызг. На мое счастье, упал не в омут, а в сторону отмели, что оставило шанс на спасение. А еще устроившие засаду твари просчитались: может, меч и остался на берегу, да вот только нож у меня всегда при себе, дотянуться несложно, даже если стоишь на карачках в воде.

Острое блестящее лезвие вошло в серо-зеленую кожу, водяной житель взвыл и защелкал острыми хищными зубами, пытаясь освободиться от захвата и добраться до моей руки. Я навалился всем телом, с силой потянул нож на себя и только потом выдернул оружие. Кровь окрасила воду розовой мутью, а раненый схватился рукою за вспоротый живот в предсмертном стремлении удержать лезущие наружу внутренности. Теперь ему было не до охоты. Впрочем, оставался еще один водяник, тот, что метал гарпун с дерева.

До чего же хорошо, что Ирия дал этим любителям человечинки хвост, а не ноги!

Быстро слезть с дерева у людоеда не получилось, и спрыгнуть он тоже не мог – дерево не нависало над водой. Совсем юнец, не мудрено, что я его заметил. Был бы опытнее, кормить бы мне этим утром подводный народ своей плотью. А теперь охотник изо всех сил пытался добраться до воды. Не успел.

Я оставил водяников в том месте, где они умерли. Одного на отмели, второго у дерева. И гарпун вынимать не стал. Пусть стая убедится – ничего личного у меня к погибшим не было, просто они выбрали неудачную добычу. Я, в свою очередь, тоже ошибся, поторопился: надо было поспать подольше, еще с часок, дождаться, пока солнце выглянет из-за деревьев, и только потом идти за водой. Ведь знал, что в этих краях живет водяной народ! Ну чего уж тут жалеть, разве что утонувший котелок!

Выругавшись еще раз, я подобрал сапоги и побрел к товарищам. Ребра, принявшие удар хвоста, болели. Колючки, которыми щедро снабжены водяные людоеды, разорвали рубашку и оставили глубокие кровоточащие ссадины. Хорошо хоть шипы не ядовитые.

На поляне было по-прежнему тихо. Танита уже проснулась и сладко потягивалась, запрокинув улыбающееся лицо. При виде меня, мокрого как мышь во время паводка, с изодранной рубахой, пятнистой от своей и чужой крови, глаза девушки округлились.

– Хорошо спалось? – не удержался я от издевки, ведь шум от драки у реки оборотень тоже умудрилась не услышать.

Следующее движение Таниты вызвало у меня приступ сильнейшего изумления, который тут же перерос в ледяную злобу.

Эта… блудливая… кошка… у которой здравого смысла меньше, чем у курицы, оказывается, не страдала глухотой… Нет! Эта дура страдала полным отсутствием мозгов! Она засунула себе в уши затычки!

Даже слов не нашлось, чтобы высказать девице все, что о ней думаю. Да и сил на ругань не осталось, поэтому я просто подошел к рош-мах, забрал овальные шарики и кинул их в тлеющий костер.

Танита вспыхнула, но промолчала. То ли вспомнила обещание оставить ее на дороге, то ли мой потрепанный вид служил слишком наглядным примером ее неправоты.

Я молча переоделся, загрузил вещи на лошадей и растолкал Агаи со словами:

– Досыпать и завтракать будем в другом месте. Через четыре часа.

Сирин ничего не сказал, только вяло залез в седло. По-моему, он даже до конца не проснулся.