Своя комната

Наконец-то в ходе всей этой болтовни я добралась до полок с книгами ныне живущих авторов, мужчин и женщин; в наше время женщины пишут почти столько же, сколько и мужчины. Если это даже и не совсем так и мужчины по-прежнему более говорливы, то все же верно то, что теперь женщины пишут не только романы. Вот работы Джейн Харрисон по греческой археологии, эстетические труды Вернон Ли, книги Гертруды Белл о Персии. Теперь существуют книги на темы, о которых женщины прошлых поколений и мечтать не могли. Стихи, пьесы, критические работы, исторические труды, биографии, заметки о путешествиях, научно-исследовательские тексты и даже несколько книг о философии и экономике. Хотя романов по-прежнему больше, сами они изменились от соседства с книгами других жанров. Эпичный век женской литературы остался позади. Природная простота ушла: благодаря чтению и критике писательницы расширили кругозор, приобрели утонченность. Стремление рассказать о своей жизни осталось в прошлом – писательство стало видом искусства, а не способом самовыражения. Пожалуй, эти новые романы могут ответить на некоторые вопросы.

Я наугад взяла с полки один из них. Она стояла в самом конце полки, называлась, насколько я помню, «Жизнь как приключение», была написана Мэри Кармайкл и опубликована только что, в октябре. Видимо, это была первая книга Мэри Кармайкл, но ее следовало читать как завершающий том в долгой серии, в которую входили и стихи леди Уинчилси, и пьесы Афры Бен, и романы четырех великих писательниц. Несмотря на то что мы привыкли судить о книгах по отдельности, они дополняют друг друга. Мне следовало считать эту неизвестную даму прямой последовательницей великих женщин, обстоятельства жизни которых я изучала, чтобы понять, что именно она от них унаследовала. Вздохнув (романы зачастую оказываются не противоядием, а банальным болеутоляющим и вводят нас в дремотное забытье, а не пробуждают пылающим клеймом), я устроилась с блокнотом и карандашом, чтобы разобраться в первом романе Мэри Кармайкл «Жизнь как приключение».

Для начала я пробежала взглядом по странице. Прежде чем нагружать память информацией о голубых и карих глазах и отношениях, которые могут сложиться у Хлои с Роджером, я попытаюсь составить представление о языке. Когда станет ясно, пером это написано или топором, тогда и придет время запоминать подробности. Я попробовала пару предложений на вкус. Вскоре стало ясно, что что-то не так. Ровному потоку предложений то и дело что-то мешало. Что-то царапалось, торчало, отдельные слова бросаются в глаза. Мэри Кармайкл «оконфузилась», как говорили в старых пьесах, словно человек, тщетно чиркающий спичкой. Но чем же тебе не подошла манера Джейн Остин, спросила я ее, словно бы она сидела рядом. Неужели ее надо отправить в утиль только потому, что Эммы и мистера Вудхауса больше нет? Жаль, если так, вздохнула я. Джейн Остин переходит от одной мелодии к другой, словно Моцарт от пьесы к пьесе, а читать эту книгу – словно плыть по морю в лодке: тебя качает вверх-вниз. Судя по одышливой немногословности, писательница чего-то боялась – может, опасалась обвинений в «сентиментальности» или же вспомнила, что женскую прозу называли «цветистой» и решила щедро добавить шипов. Но, не изучив сцены внимательно, непонятно, своим ли языком говорит автор или чужим. Во всяком случае, это чтение не усыпляет, подумала я. Но слишком уж много фактов. Она и половину не успеет использовать (книга была вдвое короче «Джейн Эйр»). Как бы то ни было, писательнице все же удалось усадить всех нас – Роджера, Хлою, Оливию, Тони и мистера Бигхэма – в лодку. Подождите-ка, сказала я, откидываясь на спинку стула. Прежде чем продолжать, надо хорошенько все обдумать.

Я почти уверена, что Мэри Кармайкл пытается нас одурачить. Мне кажется, что я на аттракционе в парке: ждешь, что вагончик обрушится вниз, а он снова взлетает. Мэри играет с нашими ожиданиями. Вначале она разрушила предложение, теперь ломает последовательность. У нее есть полное право так поступать, если она хочет чего-то этим добиться. Но так ли это, я узнаю, только когда увижу настоящий конфликт. Пусть сама решает, что это будет за конфликт, хоть между консервными банками и старыми чайниками; но пусть убедит меня, что верит в него, а потом – разрешит его. Я была готова выполнить свой читательский долг, если Мэри Кармайкл выполнит писательский. Перевернув страницу… Простите, но здесь я должна прерваться. Среди нас нет мужчин? Вы уверены, что за красной шторой не прячется сэр Чарльз Байрон? Здесь точно одни женщины? Тогда я могу сообщить вам, что далее я прочла следующее: «Хлое нравилась Оливия». Не надо пугаться. Ни к чему краснеть. В своем кругу мы можем признать, что такое порой случается. Женщинам нравятся женщины.