Своя радуга

Стоявший у минометов лёйтнант даже не понял что так легонько тюкнуло его в затылок, и только бывшие рядом увидели, как его фуражка подпрыгнула вверх а половина лица разлетелось кровавыми осколками. Лёйтнант рухнул на дно окопа. Рядом взвыл тонко и бездумно хватаясь за ягодицу, заряжающий, у другого миномета наводчик безжизненно вперился лбом в угломер. Пули с глухими шлепками прошлепали по передней крутости позиции. Звонко металлически звякнуло, и в тонкой трубе минометного ствола образовалось два сквозных. Расчеты минометов, из тех кто еще мог, сжались, сбили ритм стрельбы, и наконец не выдержав бросились прижавшись к тыловой крутости окопа. Над позицией взметнулся неподражаемый отборный немецкий мат. Хором крыли ублюдков из второй траншеи, которые стреляют по своим. Кто-то выставив фонарик над бруствером пытался дать световой сигнал морзянкой в тыл, что лупят не туда. А коса смерти уже пошла гулять по другим участкам немецких укреплений, со свистом пролетая над немецкими касками, тяжело стукая по земле, выбивая щепу из досок и бревен. Изредка коса находила чью-то голову или спину… Максим жрал патроны и медленно нагревал воду в кожухе. Коса прошлась по траншее, потом закрутилась у треноги станкового пулемета, и тот на некоторое время замолк. Минометчики тем временем оправятся, Оберфельдфебель примет команду и мины снова полетят дугой, просвистывая и выбивая водяные столбы из реки, взрывая досками плоты и лодки на прямых попаданиях. Но смерть держала в памяти однажды поставленную наводку, и 'коса' тут же вернется, минометы вновь умолкнут, и расчеты оттаскивая очередных раненных вожмутся в заднюю стенку окопа. Матерый оберфельдфебель максимально низко высунет голову, и выделив опытным ухом неторопливый говор максима наконец сообразит, и метнется к аппарату полевой связи…

Правее, в траншее, командир немецкой 'шутценкомпани' окученной сзади пулевым дождем, кидая быстрые взгляды на реку, с ползущими плотами русских, отправит мельдара-посыльного передать приказ одному из своих пулеметчиков – подавить невесть откуда взявшийся в тылу русский пулемет. Пулеметчик гаркнет "яволь", снимет пулемет с бруствера, схватит одной рукой пулемет, а второй связанный с ним лентой патронный короб, развернется на заднюю стенку, споро упрет в землю сошки, приложится к своей привычной машине щекой на приклад, и начнет высматривать заданную цель. На это не понадобиться много времени, так как русский неведомо как оказавшийся в тылу демаскировал себя стрельбой практически без перерыва. Второй номер за это время успеет поправить ленту, а пулеметчик определит расстояние, выставит планку, уложит поудобнее вторую руку на шейке приклада, и совместит мушку с целиком. Этот пулеметчик был мастер. – Русский далековато, да. Определенно далековато, здесь нужен станок. Уж слишком бодает в плечо мой "торопыга", слишком сеет… Но посмотрим. Чуть выше. Так… С этой мыслью немец отработанно, легко и коротко нажмет на спуск.

Андрей снова "подмел" позицию минометов, и повел стволом возвращаясь к окопу немецкого станкача. В связке с Ефимом они работали как единый организм, как придаток к смертоносной отлаженной машине. Пулеметчик убивает. Но иногда важнее даже не убить, а подавить. Причесать врага так, чтоб его солдаты не смели высунуть нос из своих нор, не могли дать свой огонь. Главное сейчас именно подавить, и тогда наши лодки, наши плоты, наш батальон и весь полк дотянется до немецкого берега и возьмет немцев за глотку! Как они так, на открытой воде, под немецким огнем? Нет времени даже взглянуть. Вот станкач, вот крохотные едва различимые немцы. Огонь!..

Щиток перед прильнувшим к прицелу Андреем вдруг дико коротко взвизгнул, и он почувствовал, как что-то нестерпимым огнем впилось ему в скулу. Он крикнул ошпаренный болью и машинально отпустил рукояти пулемета, ухватившись за лицо.

– Андрей! – Крикнул Фима.

Он оторвал руки от лица, на левой была кровь. В щитке зияла выпуклая сквозная пробоина.

– Андрюха! – Ефим схватил его за плечо.

Андрей провел по лицу рукавом, оставляя красную полосу на ткани гимнастерки.

– Посекло… Нормально-нормально…

Он снова приладился к пулемету, и стараясь не обращать внимание на кипящую болью щеку, начал выцеливать бьющий через реку станкач.

Перед окопом шлепнуло по земле, трава вскипела выбросив ошметки грязи. Андрей почти этого не заметил, дал приказ Фиме и подобрал мушку под далекую немецкую траншею. Снова рванул нестерпимый стальной жалобный звон – в верхней кромке щита появилось еще отверстие. Тело Андрея рефлекторно смежилось.

– Пулемет-сука! Пристрелял нас. – Взвился голосом Ефим.

– Засек?

– Нет!

– Секи, Фима. А то хана! – Андрей высунувшись из-за щитка обвел взглядом немецкие позиции.

Слева пугающе близко рядом с Андреем плюхнула земля. Снова зазвенел щиток.

– Фим? Ну? Фима!

– Нет… Нет!.. Вижу!

– Ориентируй.