У стены, противоположной входу, лицом к двери, за столом сидел капитан – командир роты. По морщинкам, покрывавшим мешки под его глазами, можно было сосчитать, сколько дней он уже жил на работе. Он был усталым, но собранным. Вокруг него лежали журналы боевой подготовки, рапорты, объяснительные, со стола свисал ватман с расписанием занятий, на зарядке стоял фотоаппарат для фотоотчётов. Перед столом ротного стоял старшина, который ждал момента, чтобы договориться с командиром о том, какое количество личного состава можно будет освободить от укладки парашютов и направить на стрижку газона, наведение порядка в помещениях расположения и классах, подметание территории, подготовку материальной базы, упорядочивание вещей на показном складе и припрятывание их на тайном – в общем, на подобные околовоенные мероприятия, ежедневно отнимающие 90 процентов времени и 50 процентов солдат.
Кто-то, прочитав это, скажет, что, несмотря на все козни, нужно заниматься с оставшейся половиной группы, и будет прав. Однако качество такого обучения оставляет желать лучшего. Попробуйте провести занятие по движению в боевом порядке группы, когда у вас нет половины людей. Приходится говорить: «ну ты представь, что пулемётчик здесь есть»; «представь, что снайпер убит» и прочие вводные, и вот уже занятие превращается в сплошную фантазию… Да, можно проштудировать теорию, хотя подождите, в плане указано «Тактико-специальная подготовка», значит, ни о какой теории не может быть и речи! Ну ладно, представим, что мы хулиганы, нарушаем план занятий и проводим их исходя из обстоятельств. Да, тогда рискуя схлопотать выговор от клоуна, мы можем пойти в класс и изучать теорию, но прежде нам нужно сделать фотоотчет по тактико-специальной подготовке, ведь она в плане! Для этого мы экипируемся, получаем оружие из комнаты хранения, выходим в район проведения занятий и стоим в разных спецназовских стоечках. Семеро солдат фотографирует восьмой, и это дело нужно сфоткать так, чтобы казалось, что вся группа на месте. Потом просматриваем фото, чтобы у всех были балаклавы и всё было красиво. Потеряв таким образом час времени и уважение подчинённых, всё сдаем и идём на свой страх и риск на оставшийся час заниматься теорией. Всё объясняем и обсуждаем, разбираемся. А через пару дней всё повторяется, и некоторые слушают один и тот же материал по несколько раз, а некоторые не слышали его никогда. Знаете, есть понятие «выгорание», когда командир старается, старается, а потом видит, что его усилия и ругань с начальниками за несколько недель привели к минимальному результату или вообще ни к чему, и потом он становится частью системы или уходит. Просто «фоткает», потому что бороться с этим нет сил, ссориться тоже не хочется… карьера же.
Сам командир роты разговаривал по телефону с начальником воздушно-десантной службы. Он просил открыть склад с парашютами на полчаса раньше окончания обеда, чтобы солдаты, те, что остались, могли к моменту прихода проверяющих подготовить парашюты к первому этапу укладки, дабы уйти домой ну хотя бы на два часа позже положенного по журналу учёта служебного времени. Пока я ожидал комроты и старшину, успел заметить, что «хакер» печатал очередные книжки действий по тревоге, которые должны были быть у каждого солдата в кармане на левом рукаве. Страшно было предположить, что может произойти, если боец окажется в «тревожной»[1] ситуации, а эта книжка вдруг размокнет или пропадёт… скорее всего, боец растеряется, встанет в полный рост, не сумев даже принять нормальную строевую стойку, и в конце концов будет поражён противником, бережно хранящим свою книжку.
Наконец на долю секунды капитан оказался свободен и обратил внимание на меня. Я, в своей парадной одежде, немедленно сделал в этом душном, узком, бурлящем работой помещении три строевых шага к столу и отрапортовал:
– Прапорщик Шутилов для дальнейшего прохождения службы прибыл!
Командир роты откинулся в кресле и заулыбался. Я чувствовал почему. Во всей этой рабочей машине я со своей строевой и парадкой выглядел как гей, оказавшийся под землёй на глубине шестисот метров в окружении шахтёров.
– Вижу, что прибыл. Да вольно, вольно. Паша, пригласи Грубовского, – он обратился к Сокольскому, дежурному, который ждал указаний возле открытой двери.
– Есть!
– Тебя как зовут?
– Максим.
– Ну вот смотри, Максим… Да ты садись! Сейчас придёт старший сержант Грубовский. Он до тебя два года был заместителем командира четвёртой группы. Прапорщика не успел получить. Ты его сместил. Он тебя введёт в курс дела, познакомит с группой и так далее, командир группы сейчас в командировке в Сирии.
Может, мне казалось, а может быть, капитан специально делал акценты на словах «два года был» и «ты его сместил», но суть заключалась в том, что я уже понимал: меня тут не ждали. Кто-то уже заочно даже ненавидел меня.
– Принял!
– Командир, звали?