В проёме стоял старший сержант Грубовский, немного сгорбленный, с басистым голосом, в тельнике без рукавов, позволявшем рассмотреть множественные татуировки. Я обнаружил, что у сержанта не хватало нескольких зубов, какие-то были металлическими. Он напомнил мне «пасть порву, моргалы выколю». Лет ему на вид было тридцать пять.
– Вань, смотри, это ваш новый замок, пришёл на твоё место. Ему нужно всё объяснить, показать, ввести в курс дела.
– Принял, пройдёмте, товарищ прапорщик…
По пути в Ленинскую комнату я начал вспоминать, как драться, потому что мне казалось это неизбежным. Мы прошли и встали возле стола со стульями, у доски. Он смотрел мне прямо в глаза пару секунд, затем внезапно начал говорить:
– Короче, группа у нас топовая! Манией величия не болеем, никому ничего не доказываем, но и в носу не ковыряем. Мы были на всех учениях, парни почти все имеют по две Сирии, брали Крым, часть людей участвовала в работе в соседней стране. Средний возраст в группе тридцать лет. Доставай блокнот, распишем всех парней, я тебе расскажу, кто и что. Так вот, начнем… например, со снайпера. Вован, он у нас звёздочка! Лучший не только в роте, но и в военном округе, со своей СВД спецов с манлихерами на соревнованиях выигрывал. Сейчас всех запишем, соберём всех и тебя представим. У нас сегодня укладка парашютов, ознакомишься с навыками нашими на практике, может, сам чего подскажешь, ты же «рязанец»?
Я был ошеломлён! Мне двадцать один год, а под моё руководство встают тридцатилетние парни, у которых один день жизни более насыщенный, чем вся жизнь среднестатистического человека. Как я могу стать для таких людей авторитетом? Кроме того, я пришёл и подвинул достойного, заслужившего своё место контрабаса. Да, я не выбирал, куда попадать, но он всё равно должен был злиться на меня хотя бы подсознательно. Может, так оно и было. Но он этого не показывал, а искренне мне помогал и даже учил. Скажу наперёд, что впоследствии он уволился по причине того, что из-за таких как я ему не нашли места для роста. А сегодня таких парней нам очень не хватает…
– Да, я «рязанец», да, есть блокнот, давай запишем.
– Смотри, наш командир сейчас в Сирии, он улетел авианаводчиком. Бомбит боевиков. Так бывает постоянно. Командиров вечно нет, они приходят и уходят, либо они в командировках, либо ушли на повышение. Рулим процессом мы, замки и комоды. Паша Сокольский, дежурный по роте, командир второго отделения, служит уже лет пятьсот. Старый контрабас, можешь быть в нём уверен. Я теперь, соответственно, комод первого отделения. На тумбочке дневального стоит Гера, он старший сапёр, шарит по минам и всё такое, греко-римский борец. Крепкий парень. Всегда первый в головном дозоре идёт. Быстрый и внимательный.
– Гроб! Чё, обед сегодня будет, не?
В дверях стоял боец среднего роста с грубым взглядом и крепким телосложением.
– А чё, пора уже? Егор, ну давай строй группу, щас договорю с новым заместителем, и отправим вас на обед!
– Понял.
– Это Бураткин. Он старший разведчик. Неформальный лидер, у тебя могут быть проблемы, если не найдёшь с ним контакт. А так он один из лучших стрелков в роте. Жеёсткий. Знает там АГСы, «Корды». Он обычно в тыльнике старший. По остальным давай потом. Пообедаем и познакомишься уже лично со всеми в классе.
– Договорились!
Четыре месяца без боевых действий
Холодная точка
Флешбэк первого дня в бригаде я поймал, находясь в бункере, на базе частной военной компании в Африке. Сюда я прибыл месяц назад, после того как по окончании контракта уволился из вооруженных сил. Я покинул территорию Украины в мае 2022 года, в большей мере испугавшись решений своих командиров, а не действий противника. В мае мы занимали огромную площадь Харьковской области, активно наступали, но людей становилось всё меньше, а задач всё больше. Отдышаться нам просто не давали и гнали. Я не видел другого способа получить отдых, кроме как уйти по окончании контракта, втайне надеясь когда-то вернуться. Так я и сделал. Проведя июнь и июль дома, я наконец-то познакомился с двухлетней дочерью. До Украины был Таджикистан, перед ним учения в России, а до них Сирия. Во всей двухлетней жизни моей дочери я пребывал не больше четырёх месяцев. Нужно ли говорить, что многие семьи пошли трещинами от такой круговерти? Дочь через два месяца моего нахождения дома даже назвала меня папой, но на руки не давалась и выгоняла с кровати спать отдельно от них с мамой.