Своя земля

Своя земля

О МИХАИЛЕ КОЗЛОВСКОМ

У каждого человека раньше или позже кроме даты рождения появляется другая — когда он уходит из жизни. В справочниках и энциклопедиях между датами ставят прочерк — тире. В арифметическом исчислении оно говорит о разнице между цифрами, о количестве прожитых лет. На самом же деле в этом «прочерке» и заключена человеческая жизнь: то, что прожито, и то, что сделано, — все, что оставлено людям.

Михаил Исидорович Козловский родился в г. Курске в семье железнодорожника 4 марта 1909 года. Он сожалел, что родился «слишком поздно», что то малолетству не мог быть участником Октябрьской революции, гражданской войны. Он не знал тогда, как много его поколению еще предстояло свершить в жизни. А она перестраивалась на новый, советский лад не легко и не просто. Нэпманы в городе, кулаки в деревне не только мечтали о том, чтобы уничтожить «коммунию», они действовали: стреляли в активистов Советской власти, расправлялись с селькорами, распускали враждебные слухи, вели подрывную работу.

Комсомолец и журналист Миша Козловский (с 1928 года он сотрудник «Курской правды», затем воронежской «Новой деревни») был по-настоящему на боевом посту. Тогда же он начал писать стихи. Они были не очень «отглажены». Начинающему поэту явно недоставало мастерства. Но в них ощущалось полноводие жизни, страстное отношение к ней юного автора. Наверное, поэтому критик Л. Плоткин уверенно писал, что «плоды его литературной работы будут художественно ценны и полновесны»[1]. И А. М. Горький, в 1928 году посетивший Курск, в очерке «По Союзу Советов», очевидно, не случайно привел строки из поэмы М. Козловского «Лесное динамо», утверждавшей индустриальное будущее советской деревни.

В первые же дни Великой Отечественной войны М. И. Козловский пошел добровольцем в Курский истребительный батальон. Затем как секретарь редакции армейской газеты, позже редактор газеты танкового корпуса он прошел многотрудными дорогами войны, участвовал в боях под Касторной, на Курской дуге, при освобождении Белоруссии, Польши, в штурме Берлина. В 1942 году М. Козловский стал членом Коммунистической партии.

А затем снова журналистская работа: в издательстве, в «Курской правде», редактирование обояньской районной газеты. Не без воздействия примера В. Овечкина, «Районные будни» которого властно вторглись в самую жизнь, М. Козловский возвращается к активному писательскому труду — уже в качестве прозаика. В 1961 году вышел в свет сборник его рассказов «Митрошин верх», в 1964 — повесть «Любаша», а вслед за ней повести «Поздние всходы» и «Своя земля», новый сборник рассказов «Золотая лоза»…

Так как большинство его произведений было посвящено изображению сельской жизни, М. Козловского с чьей-то легкой руки поспешили причислить к так называемым «деревенщикам». Он действительно любил деревню и ее людей, беспокоился о ее будущем, он хорошо знал деревенский быт и рисовал природу не общими словами, а с той точностью и с такими подробностями, что их может уловить лишь тот человек, для которого это все — свое, близкое, родное. Вот темное ночное небо вначале всего лишь «посерело с одного края, потом на месте серой полюсы проступила бледно-зеленая, ее сменила розовая… и молочно-голубоватый свет пробежал по бледным облакам, растворяя звезды… Над краем степи по стеклянно-зеленоватому небу протянулся красный поясок, неуловимо меняя оранжевый, лимонно-желтый тона, и вот уже полнеба захватили разливы красок…». Конечно, это не Артемка, впервые встречающий рассвет у реки, так тонко разглядел «великолепный праздник красоты и света», а писатель, но нам понятно, почему этому городскому мальчишке кажется, что он впервые в жизни слился с пробуждающимся утром.

И все-таки М. Козловский — не деревенщик, как не деревенщики и В. Овечкин, и Г. Троепольский, и Е. Носов, и многие другие писатели, для которых главное увидеть, осмыслить и утвердить тенденции, определяющие будущее колхозного села. Эти тенденции опираются на те стародавние традиции крестьянской жизни, что связаны с ее трудовыми устоями и вместе с тем обогащены «смычкой» с пролетарским городом. Поэтому они и враждебны «крестьянской» заскорузлости, неприязни ко всему новому, прогрессивному, к ограниченности интересов лишь своим хозяйством, своим двором, своей деревней.