Простыня сдвигается. За ней — старик в кресле. Снимает с пистолета разлохмаченный цветком глушитель, быстро насаживает другой и в упор стреляет раненному, но еще живому бойцу в голову.
Второй, продолжая осмотр, из глубин квартиры зовет первого:
— Жека! Эй! — И начинает искать его: — Жека!
В стенном зеркале вдруг видит старика у себя за спиной. Быстро оборачивается — но старик стреляет первым.
Боец ранен в правое плечо, пистолет выпадает, он зажимает рану левой рукой, глядя на старика:
— Нет!..
— А что ж, мороженым тебя кормить? — возражает старик, мгновенно меняя свои разовые глушители, и стреляет ему в голову.
— Вылезайте, — резко, торопя, командует старик.
На узеньких антресолях под потолком открываются створки, ногами вперед спускается негритянка, платье задирается выше пояса, обнажая стройные ноги и зад.
Следом, пыхтя, вытаскивается мальчик:
— Я застрял! — отчаянно и придушенно говорит он.
— Я сказал — худеть! — рявкает старик.
Мальчик выпадает на пол.
— Быстро, — торопит старик. — Выкидывай книги, ну!
Мальчик и негритянка выбрасывают книги из деревянного высокого стеллажа на пол. Раздергивают с силой стеллаж на доски.
Старик пока подбирает ПМ одного бойца и вынимает обойму из ТТ другого.
Третий боец ждет в машине у подъезда, поглядывая на их балкон.
Распахивается подъезд, мальчик и негритянка выволакивают на крыльцо огромную коробку с телевизором.
С крыльца им груз не спустить… Мальчик выносит из подъезда две доски (от стеллажа), кладет их на ступени, как сходни, и — негритянка спереди, он сзади — скольжением спускают коробку на землю. И медленно, с натугой, тащат мимо машины бойца.
Коробка тащится по асфальту мимо дверцы водителя, рядом. В последний миг он замечает: в продолговатую прорезь по верху борта коробки (чтоб держать при переноске) чуть выставляются две картонных трубочки. Хлопок: глушитель развернулся розой, водитель ранен.
Еще хлопок: водитель откидывается с дыркой в голове.
Мальчик и негритянка пускаются везти коробку бегом, под ней вращаются колеса кресла. Пара прохожих смотрят изумленно.
За углом на улице мальчик и негритянка сбрасывают со старика коробку без дна. На его коленях — женская сумочка и скрипка в футляре, в руках — два пистолета.
Старик прячет пистолеты, негритянка хватает сумочку, и они отчаянно бегут, толкая кресло:
• длинноногая, как манекенщица, негритянка в красном развевающемся пальто с черной сумочкой на длинном ремешке;
• толстый неуклюжий мальчик в джинсах и черной кожанке;
• и в подпрыгивающем инвалидном кресле — суровый старик в сером плаще, обнявший футляр со скрипкой.
— Давай! Давай! — по-извозчески подгоняет он.
Эта дикая и живописная троица врывается в толкучку у перронов вокзала: кого-то задевают, толкают, опрокидывают лоток с пирожными, обрушивают штабель ящиков с лимонадом.
— Па-асторони-ись! — тоном носильщика покрикивает старик.
Народ балдеет — ан тут же отворачивается по своим делам.
Влетают в тамбур последнего вагона электрички — двери захлопываются, поезд набирает ход.
Все трое задыхаются запаленно.
— Вот так люди худеют, — наставительно выговаривает старик.
— Ты так… пыхтишь… будто сам бежал, — еле отвечает мальчик.
Негритянка утирает потное лицо салфеткой.
— Нос попудри, — советует старик. — Блестит.
Она серьезно смотрит в зеркальце — и вдруг хохочет, представив.
И напряжение разряжается общим хохотом в гремящем тамбуре.
— Напудрить! — хохочет мальчик.
В углу вагона мальчик и негритянка сидят напротив старика.
— Как они нашли? — спрашивает мальчик.
— ЗАГС. Паспортный стол. Архив МВД, — снисходит старик.
— Они — что?! Из милиции?! — мальчик в ужасе.
— Сейчас многие совмещают работы, — пожимает плечами старик.
— Куда мы едем? — деловито спрашивает негритянка.
— Россия — страна деревень, — отвечает старик. — Сможешь сравнить русскую деревню с африканской.
Главарь и свита входят в разгромленную квартиру.
— Жека. Никола. — Главарь задумчиво смотрит на трупы… — «Спецна-аз»… Учитесь, пока живы, как старая гвардия работает.
Садится, трогает тарелку:
— Еще жратва теплая… — Нюхает негритянский плов, с перехваченным дыханием утирает слезы.
— Устал? — ласково спрашивает у начохраны. — Все бегаешь… Выпей, — наливает фужер водки, подносит стоя — тот выпивает.
Ласка главаря страшнее ярости: садизм убийцы. Свита трепещет.
— Закуси, — набирает большую ложку адского варева. — Небось ведь куска в рот кинуть некогда?
Начохраны покорно разевает рот — ложка вдвигается. Дыхание встало, из глаз слезы, ложка торчит во рту: не смеет поднять рук.
Переходят в кухню. Там на столе, приготовленная к запеканию, лежит здоровенная рыбина — в кружках моркови, петрушка во рту.
Главарь выплескивает на свиту кастрюлю компота:
— Передохнули, ребята? — заботливо спрашивает. — А то ведь у нас завтра большой день — не забыли? Похороны. Или его, или ваши.
Рыбой гладит советника по лицу. Зловеще — срываясь в крик:
— Я т-тебя научу… рыбку ловить!! — сует рыбу ему в штаны.
На берегу старик с удочкой ловит рыбу. Кусты, мычание коров.
Рядом сидит с удочкой мальчик. У него клюет. Выдергивает — пустой крючок.